занимаетесь?..» И Алексей видел застывшую в испуге тёщу и продолжал с каменным лицом, но мягко, по-доброму: «Я очень настойчиво вынужден вас попросить…”, и дальше формировал длинную и правильную речь, объясняя, что, мол, «вы всегда были и будете для нас очень родным человеком,.. и, мол, мы очень любим вас… и переживаем…”, и варианты этой речи оттачивались, и становились всё лучше, и единственное затруднение, как правило, появлялось после слов «тем не менее…» В который раз на этом месте Лёха спотыкался, каждый раз предлагая и отвергая самому себе варианты.
«Людмила Викторовна!, – мысленно Лёха мягко положил руку тёще на плечо, но плечико мгновенно одёргивалось, и Лёха терпеливо корректировал: «Нет. Она сидит, чай пьёт, а я напротив сажусь… И говорю…»
И Лёха «садился напротив», заботливо пододвигая к Людмиле Викторовне вазочку с яблочным вареньем:
– Вот… Попробуйте, пожалуйста. Ваше любимое. Я помню…
И клал перед тёщей чистенькую ложечку на кружевную салфеточку…
Лёха тут же понимал, что он лебезит, и беззвучно и зло смеялся, косясь на спящую рядом Маринку, отгоняя дурацкие картинки. И с этим же злым смехом злорадно говорил сам себе:
«… Да хрен тебе по всей роже!.. „Салфеточку!“.. Она же непредсказуемая… Ты её ни только чай пить, а и за стол не усадишь!..»
И в голове тихонько пропело «не-не-не-не-не!…»
«Откуда мне эта поганая интонация знакома?..,» – мрачно вздыхает Лёха, злясь на себя за то, что не может сосредоточиться, и вспоминает, как больная Маринка вытягивалась в струну, отворачиваясь в постели, а Людмила Викторовна шептала сквозь слёзы на всю квартиру:
– А я по тебе свечечку в церкви поставила, роднулечка моя горемычная…
«Это она сначала в церковь заехала, а потом в „Ленту“ чайничек смотреть ходила… Или наоборот… Сначала чайничек…»
И Лёха опять наливается необъяснимой и тягучей злостью, и злится уже на эту злость свою.
Какого чёрта?.. Ёлки-моталки?.. Как-то ведь надо же это решать?.. Можно, к примеру, запросто встряхнуть за шиворот, слегка, конечно, мол – «да пей же ты уже этот долбаный чай!..». Лёха машинально добавил и тут же испуганно убрал «сука такая».
«Да, именно так!.. С порога ей в лобешник – кончайте вы уже эту комедию ломать!.. Нет, не так… Людмила Викторовна!.. Хватит вам уже и себе и… и нам нервы портить!.. Чего вы в самом деле!..» И точно так же, как она обнимается с упирающейся Леночкой, содрать с неё пальто, затащить в квартиру: «Пока не пообедаете с нами – никуда не отпущу! Понятно?..» Этот вариант Лёхе так понравился, что он в сердцах добавил с искренней улыбкой: «А не будете слушаться – ещё и по шее получите!».. И все смеются, и Людмила Викторовна улыбается, краснея, покорно снимает пальто, и Ленка из комнаты бежит к ней…
Тут же откуда-то сбоку громкий и игривый голос плаксиво пропел:
– На како-эм месте у вас секс?.. На како-эм?.. Ну-ка, рассказывайте-э нашей невести-э!.. Всё рассказывайти-э!..
И всплыло почему-то