его, и его влияние по-прежнему сильно сказывалось на мне.
Еще по меньшей мере год я пыталась лишиться девственности с тремя парнями по очереди, но ощущения глубокого проникновения не возникало – почти, но не совсем. Это как курить, но не затягиваться. Если ты пытаешься убедить себя в том, что твое половое развитие нормальное, технические детали весьма важны. Я отторгала свою задержавшуюся невинность порциями, и, как выразилась Кэрри Фишер в своей наполовину автобиографической книге, “ее пришлось вышибать тремя ударами вовсе не из-за огромных масштабов”. Скорее, мое тело говорило: “Прости, я пока не готово”. Я не говорю, что мы тогда занимались любовью, – это и не было любовью, и я тогда не понимала, как много для меня значит собственно любовь. Вот для Кэрол Бентли она ничего не значила – во всяком случае, сама Кэрол так утверждала. Впоследствии в разные годы я с восхищением и завистью слушала рассказы двух моих мужей об их первом опыте.
Вадим лишился девственности во Франции во время Второй мировой войны, испытав восторг на сеновале. Как он потом писал в своих “Мемуарах дьявола”, когда он кончил, потолок амбара “покачнулся. Земля задрожала… По небу прокатился апокалипсический рокот”. Сначала Вадим решил, что это эффект оргазма (и здесь Хемингуэй). Однако на деле оказалось, что его обесчестили “в один из величайших исторических моментов – в ночь на 6 июня 1944 года, когда в Нормандии высадился первый десант союзных войск”, – а амбар находился всего лишь в нескольких километрах от моря.
Что касается Теда Тёрнера, до девятнадцати лет у него не было секса, а когда это случилось, он ощутил такое просветление, что “через десять минут повторил”; эту историю он поведал мне на нашем втором свидании и неоднократно повторял в течение десяти лет, если еще не все в его окружении ее слышали.
Мне нечего рассказать о подобных поворотных моментах в моей жизни. Я просто не помню ничего такого. Знаю, что это случилось той осенью в Йеле с Гоем. Очень четко помню впечатления от первого раза, когда мы впервые провели наедине друг с другом целый уик-энд, пока бушевала буря, на маленькой ферме его родителей в окрестностях Нью-Йорка – весь дом был наш, и мы не боялись, что нас услышат, просыпались в одной постели, вместе принимали ванну, и он учил меня смешивать коктейль из виски с лимонным соком. Это я помню. А секс – нет.
Постоянный бойфренд, который сочиняет классические драмы, повысил мою самооценку. Я решила попросить в колледже отдельную комнату, желательно крошечную мансарду, где можно было бы без помех тешить свои экзистенциальные тревоги, декламировать Шекспира, слушать Моцарта и григорианские псалмы и до глубокой ночи читать Канта.
В середине пятидесятых большинство моих знакомых девушек посещали колледж не для того, чтобы получать знания в интересующей их области и развивать свои таланты, которые пригодились бы им в профессиональной деятельности. Этим они занимались до тех пор, пока не выскакивали замуж. Невесты разлетались