кейс можно было опустить в руке, придерживая отваливающуюся его крышку указательным пальцем.
– Это называется, – назидательно говорил Пикулин, наблюдая, как старик спешит сесть за руль, – оставление вещественных доказательств на месте преступления. Я тебе честно скажу, дядя Федя, ваше поколение – ни украсть, ни покараулить. Все бы строили, строили… Сначала Власть Советов, потом плотины, потом коммунизм… И, наконец, построили…
– Пшел отсюда! – гаркнул вконец рассерженный старик, и его «Москвич», хлопнув дверцей, как люком чердака, взревел изношенным двигателем.
Дойдя до помойки во дворе дома в соседнем квартале, Сашка опустил кейс в один из баков. Вынул из кармана телефон, набрал номер, обрадовался, что директор взял трубку сразу.
– Это я, Бронислав Олегович, Пикулин. Заболел я. Не выйду завтра. Грипп.
– Куриный, что ли?
– Анализы еще не готовы.
– Я через трубку эту птичью болезнь слышу – «перепил» называется. Не выйдет он!.. А кто выйдет? Я за руль сяду?
– Нет, я, наверное, сяду. Заражу человек тридцать холмчан и гостей города гриппом, а в конце смены потеряю сознание и устрою ДТП с летальным исходом для клиента. Причем, как назло, окажется так, что это будет кто-то из Горсовета. А когда меня придут брать двое в синем и двое в штатском, скажу, что директора о возможных последствиях я предупреждал. Но ни он, ни врач парка…
– Сколько болеть будешь? – присмирев, поинтересовался Илюшин.
– Дня три, никак не меньше. Хотя говорят, что с гриппом лежат две недели.
– На премию за январь не рассчитывай.
– Права не имеете. Я в Европейский суд по правам человека подам.
– Саша, – рассердился Илюшин не хуже деда Феди, – ты как отсидел, сразу такой юридически грамотный стал!
– А у нас по лагерному радио пять лет Уголовный кодекс читали. От слов «Принят Государственной Думой двадцать четвертого мая одна тысяча девятьсот девяносто шестого года» до статьи триста шестидесятой «Нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой». Я посчитал – триста шестьдесят два раза прочитали. Говорят, кто пятнашку отсидел, потом экстерном юрфак МГУ заканчивали…
– Ладно, лечись, – разрешил Илюшин. – А то я вижу, у тебя на фоне гриппа обострения начались.
Закончив разговор, директор мучил себя только одной мыслью: «Кто сядет вместо Пикулина?.. Кто сядет?..» Едва он положил трубку на рычаги, его телефон затрещал пронзительной трелью. Раздраженно сдернув трубку и не теряя назойливой мысли, он рявкнул в нее:
– Кто?
– Что значит – кто? – удивленно пробормотал некто низким мужским баритоном. – Я же не в дверь вам стучу…
Часов до четырех Сашка бродил по улицам без конкретной цели. Как ни противился самому себе, а тысячу из заначки под подоконником взять все-таки пришлось. Ходить по городу с пустыми карманами и глазеть на витрины ему не улыбалось, да и чувство голода одолеет. Отсчитав двадцать полтинников, он сунул их в карман перед тем, как заняться в квартире выработкой легенды.