с ними было десятка полтора; большая часть в бронежилетах, с укороченными автоматами Калашникова.
Двое из них как раз пропустили иномарку с московскими номерами. Топор предположил, что это его «коллеги» – столичные журналисты – не пожалели бензина и примчались в Ковров, что бы задать пару вопросов «непотопляемому» заместителю министра.
Автомобиль отъехал, и Некрасов протянул свое удостоверение одному из стражей порядка. Тот быстрым профессиональным взглядом сверил нарисованное лицо Топора с фотографией и попытался сходу пробежать глазами по фамилии корреспондента. Прочел один раз, второй, третий… Потом недоверчиво перевел взгляд на карточку, белевшую на лацкане плаща.
Варфоломей Иванович доброжелательно улыбнулся. Второй милиционер, очевидно, почуял что-то неладное и заглянул за плечо товарища. Он тоже прочел несколько раз запоминающуюся фамилию, покатал ее во рту и выплюнул – негромким, едва сдерживаемым смехом. Первый, капитан милиции, сообразил, что его подчиненный за спиной выдаст сейчас что-то неприличное и поспешно вернул документ.
– Проходите, товарищ.., – он запнулся, подыскивая замену фамилии, и неожиданно для себя отдал честь – как генералу; так он не салютовал даже столичным акулам пера, – корреспондент, – подыскал он все-таки нейтральное.
Некрасов пошел к проходным, провожаемый двумя взглядами. Он успел расслышать, как капитан задумчиво протянул своему младшему товарищу:
– Что-то я такой фамилии в «Знаменке» не встречал. Запомнил бы, наверное…
– А, – махнул рукой второй страж, в котором смех опять пересилил служебное рвение, – наверное, псевдоним. Они же все екнутые там – им хоть на рыло, хоть куда в другое место положи… отряхнутся и дальше писать будут.
Он, все еще посмеиваясь, повернулся к новой группе журналистов, уже опаздывающих на брифинг.
Топор на ходу достал из кармана маленький баллончик размером с зажигалку. Он поднес его, почти полностью спрятав в ладони, к глазам и нажал на круглую головку. Почти незаметное облачко аэрозоля заставило его усиленно заморгать. Аэрозоль не был едким; просто прикосновение холодных микроскопических частиц к глазам оказалось неприятным. Некрасов уже опробовал этот препарат, раньше – в теплой комнате. Там глаза не ощутили никакого воздействия. Но когда Топор заглянул через три минуты в зеркало, он сам испугался собственного взгляда – пустого, бездумного и в то же время яростного. Такой взгляд на впечатлительного человека мог оказать более сильное воздействие, чем самые громкие слова.
Как раз в это мгновение раскрылись большие стеклянные двери и на площадку перед проходной один за другим стали выходить люди. Сначала появились и разбежались, окружая пятачок перед огромными стеклянными дверьми, охранники. За ними вышли второстепенные участники переговоров – те, что сидели за столом, или в сторонке и никаких