с перебитым позвоночником и сломанным основанием черепа? Я не мог даже повернуть глаза. Но я увидел тварь и вдруг отчетливо осознал, что, несмотря ни на что, победа осталась на моей стороне. Гигантское тело извивалось и выгибалось, щупальца бешено взбивали воздух, хобот гигантским хлыстом обрушивался на камни, превращая их в пыль. Тошнотворный белесый цвет Червя сменился бледной трупной зеленью. Бестия неуклюже развернулась и поползла назад к храму, поминутно останавливаясь и рыская из стороны в сторону, словно корабль в бушующем море. Деревья трещали и ломались, когда она обрушивалась на них всей массой своего тела.
Я рыдал от бешенства, ибо не мог схватить свой меч и погибнуть с честью, утолив в сражении пылавшую в моей душе ярость. Но бога-червя уже коснулось крыло куда более сильного бога – бога смерти, и мой меч едва ли ускорил бы ее приход. Дьявольские флейты все еще исторгали из себя свою демоническую мелодию, песню смерти для чудовища.
Я видел, как монстр оплел щупальцами тело своего мертвого раба. Оно на секунду повисло, воздетое в воздух, затем чудовище ударило им о стену храма с такой силой, что от мохнатого музыканта кроме кровавого пятна ничего не осталось. Лишь после этого флейты, извергнув из своего нутра финальный аккорд, умолкли навсегда.
Червь, судорожно подергиваясь, дополз до края колодца. Тут его снова охватила волна изменений, сути которых я не смогу описать. Даже сейчас, когда пытаюсь обдумать это спокойно, я лишь смутно улавливаю краешком сознания метафизический смысл тех сверхъестественных кощунственных трансформаций, которые пережила сама первооснова материи, ее форма. Монстр втянулся в колодец и растворился в кромешной тьме, из которой появился, и я знал уже, что он мертв. В то же мгновение, когда тело чудовища исчезло в колодце, стены храма завибрировали, колонны выгнулись вовнутрь и лопнули с оглушительным треском, свод с грохотом обрушился вниз. Некоторое время в воздухе висела сплошная завеса пыли, деревья вокруг качались и шумели листвой, словно под ударами бури, затем все стихло. Сквозь павшую на меня кровавую пелену я увидел, что там, где прежде стоял храм, теперь возвышалась гора бесформенных каменных обломков. Все колонны в долине рухнули, превратившись в груды камней.
Воцарившуюся тишину нарушил горестный голос Грома, затянувшего песню скорби над моим телом. Я глазами попросил его вложить меч в мою руку. Этот человек понял меня и, сделав это, наклонился ко мне, чтобы выслушать то, что я хотел ему сказать, ибо отпущенный мне Имиром срок подходил к концу.
– Пусть люди помнят, – удалось вымолвить мне. – Пусть весть о том, что здесь случилось, летит из деревни в деревню, из клана в клан, от племени к племени. Положите меня с луком и мечом в руках здесь, на этом самом месте, и насыпьте надо мной курган. Если дух поверженного мною божества вернется из бездны, мой дух всегда будет готов принять бой.
Гром стонал и бил себя кулаками в грудь, когда смерть, наконец настигнув меня в Долине Ужаса, смежила мне