больше общается, хорошо? У нее тенденция слишком много времени уделять занятиям. Только держите ее подальше от джелло-шотов и прочих соблазнов. – И не дожидаясь ответа, доктор Штейнер выходит так же быстро, как и вошел, оставив меня наедине с соседкой и ее изумлением.
– Что это было?!
Ну и с чего же мне начать? Трясу головой, спускаю ноги с кровати и ворчу под нос:
– Долго рассказывать.
– Ладно, но… Это что, врач? То есть, скажи мне… – Она колеблется. – Это твой лечащий врач?
– Выходит так, уж не знаю, к добру это или как. – Больше всего на свете я хочу сейчас еще несколько часов провести под одеялом, но точно знаю: если через полчаса я не спущусь в вестибюль, Штейнер снова нарисуется в коридоре и будет громогласно меня выкликать.
– А какой он доктор? То есть… – Она наматывает прядку длинных волос на пальцы. Риган нервничает – это редкое зрелище.
Открываю рот, чтобы ответить, но тут же закрываю: внезапно в голову приходит мысль ее разыграть. Надо же отплатить ей за водку, которую Риган вчера чуть не силком в меня влила… Сжимаю губы, чтобы не улыбаться, достаю из ящика комода джинсы и майку и спокойно говорю:
– В основном он специализируется по шизофрении.
Повисает пауза. Я не поднимаю глаз, но уверена: рот у Риган нараспашку.
– Да? Ну и. А на мне это может как-то отразиться?
Схватив сумочку, иду к двери и, взявшись за ручку, останавливаюсь, словно задумалась.
– Нет, вряд ли. Хотя. Если я начну вдруг… – Машу рукой. – Впрочем, не бери в голову. Такое вряд ли повторится. – Выскальзываю в коридор, делаю несколько шагов и начинаю хохотать так громко, что из соседней комнаты раздается «Заткнись!».
– Ливи, ты у меня за это еще схлопочешь! – орет за закрытой дверью Риган, а потом тоже хохочет.
Юмор если не спасает, то делает жизнь легче.
– Я догадался, что сообщение написала Кейси, – говорит Штейнер и допивает остатки кофе, запрокинув голову. (Таких больших чашек я еще не видела.) Мой кофе совсем остыл, я его только пригубила, пока доктор Штейнер вытягивал из меня мельчайшие подробности моей первой недели в Принстоне.
Он кого хочешь разговорит. Помню, сначала Кейси на него за это страшно злилась. Тогда моя сестра была совершенно сломлена. Не хотела ничего обсуждать – ни аварию, ни утрату, ни разбитое сердце. Однако к окончанию интенсивного лечения в стационаре доктор Штейнер умудрился вытянуть из Кейси все, что ему надо было знать, и вылечил ее.
Сестра предупреждала меня еще тогда, когда только начались его звонки. «Ливи, просто расскажи ему то, что ему нужно знать. Он выяснит все так или иначе, лучше сразу расскажи сама. Может, он и так все уже знает. Похоже, он пользуется гипнотическими трюками джедаев».
За три месяца наших нетерапевтических сеансов я ни разу не испытывала трудностей в общении с доктором Штейнером. Мне не пришлось обсуждать что-то болезненное или трагическое. Но при этом он просил меня делать такие вещи, от которых сердце билось как сумашедшее, например, прыгать на тарзанке или смотреть фильм «Пила». Меня потом три недели