жизни второго сына, Миклоша? – Маренн вспомнила недавний разговор с Илоной.
– Именно так, – Шелленберг кивнул. – Как мне сообщил Мюллер, если Хорти-старший не уступит, они намерены похитить его сына Миклоша и отправить в лагерь, чтобы он наблюдал, как сжигают евреев в крематории.
– Сына регента в лагерь? – Маренн ужаснулась.
– А что в этом особенного? – Вальтер с напускным равнодушием пожал плечами. – Отправили же туда тебя, не родственницу какого-то регента, а законную наследницу династии Габсбургов.
– Никто не знал об этом.
– Боюсь, что это не имело никакого значения. Как это ни печально, – Вальтер внимательно посмотрел на собеседницу. – Даже когда узнали, всё равно не торопились освобождать. Для этого ещё пришлось постараться, и если бы не обнаружилось очевидной пользы, которую ты можешь принести германской армии как опытный врач, там бы и оставили, несмотря на родство с Габсбургами. А с Миклоша какая польза рейху? Даже его отец вскоре после оккупации утратит всяческое значение, а уж сын – там более. Он погибнет в лагере, это точно. При каких обстоятельствах – другой вопрос, но отправят его туда на смерть, чтобы, если ненароком выживет, не болтал англичанам лишнего.
– Похищение Хорти-младшего поручено Скорцени? – спросила Маренн, стараясь не выдать своего беспокойства и всё так же глядя в окно.
– Я не хотел говорить, – признался Шелленберг, – ведь тебе это неприятно.
– Что ж тут неприятного? – с сарказмом ответила Маренн. – Не сомневаюсь, что Скорцени блестяще его похитит, как и Муссолини. Будет повышение по службе, почет, материальное вознаграждение. И сколько бы он ни соблазнял молоденьких секретарш фюрера и ни обхаживал Гретель Браун, меня он от себя не отпустит ни за что. Значит, почестей и мне достанется. Почестей за то, что венгерский народ, боготворивший моего прадеда и особенно прабабку, захлебнется в крови, проклиная имя регента Хорти, да и Габсбургов заодно. Впрочем, проклятия народа будут звучать недолго, ведь с вторжением большевиков этот народ перестанет существовать как исторически сложившаяся общность. Думаю, он станет одной из многих частей новой общности, превратившись в народ советский. К этой общности с удовольствием пристегнут и венгров, как ещё одну лошадку к повозке.
– Мы сделаем все, чтобы Венгрия вышла из войны с как можно меньшими потерями, – Вальтер взял женщину за плечи и развернул к себе. – Я тебе обещаю. Ведь это необходимо не только Венгрии, но и ещё больше нужно Германии. Все то, что большевики могут сделать с Венгрией, они сделают и с Германией. Только будет ещё страшнее. И случится всё не с кем-то далеким, а с нашими детьми – с моим Клаусом, с Нанеттой, любимой дочерью Гиммлера. Не только я, но даже рейхсфюрер отчетливо понимает серьёзность положения и потому действует, хоть боится Гитлера, бесспорно.
– Боюсь, что нам противостоит не только фюрер и те, кто остается на его стороне, – печально заметила Маренн. – Сама воля истории против