сыне. К сожалению, главный наследник трона мертв, и я даже не знаю, лежит ли он в земле или его тело склевали вороны.
Голос женщины дрогнул, и, чтобы успокоить любимую, готовую заплакать, Вальтер обнял её, поцеловал в волосы.
Когда Маренн подъехала к своему дому в Грюневальде, то сразу увидела машину Скорцени за оградой. «Что-то рано, – мелькнула мысль. – У Гретель Браун, наверное, заболела голова, или её муж решил провести вечер в семейном кругу с фюрером». Достав ключи, Маренн вышла из машины, открыла ворота, которые распахнулись почти бесшумно, затем вернулась за руль, въехала во двор и так же почти бесшумно закрыла ворота за собой.
Со двора было видно, что в гостиной на первом этаже горел свет, окна Джилл на втором оставались темными – значит, дочь все ещё была в Управлении.
– Айстофель, выходи! – Маренн распахнула дверцу автомобиля, и овчарка послушно выпрыгнула на чистый, поблескивающий снег, встряхнулась. – Пошли.
Женщина направилась к дому. Собака опередила её и, взбежав на крыльцо, уселась перед дверью, поскуливая.
– Иду, иду, я уже слышу тебя, – донёсся изнутри дома голос Агнесс. – Добрый вечер, фрау.
Горничная открыла дверь, и Айстофель, лизнув её руку, тут же скрылся в коридоре.
– Побежал на кухню, – улыбнулась Агнесс. – Чувствует, что я как раз приготовила его любимые отбивные.
– Отто давно приехал? – спросила Маренн.
Она сняла шинель, отдала её Агнесс, поправила волосы перед зеркалом.
– Уже около часа здесь, – сообщила горничная. – Я предлагала ужин, отказался, сказал, подождет вас.
– А фройляйн Джилл?
– Фройляйн звонила четверть часа назад. Она задерживается на службе. Приедет поздно. Просила не беспокоиться. Оберштурмбаннфюрер фон Фелькерзам привезет её домой.
– Ну, если она под присмотром Ральфа, я абсолютно спокойна, – кивнула Маренн.
– Прикажете подавать ужин?
– Да, пожалуй.
Агнесс поспешно ушла в кухню. Было слышно, как она отгоняет Айстофеля от стола.
– Убери лапы, я сколько раз говорила! Лапы на стол нельзя! Отойди отсюда!
Маренн вошла в гостиную. Отто Скорцени сидел в кресле перед зажженным камином, вытянув ноги в ярко начищенных сапогах поближе к огню. Рядом на низком столике с прозрачной стеклянной столешницей лежала папка с вырезками из газет и документами. В хрустальной пепельнице дымилась недокуренная сигарета. В богемском фужере зеленого стекла с золотой резьбой поблескивали остатки коньяка. Гость просматривал бумаги, перелистывая их, а когда вошла хозяйка дома, даже не повернулся.
– Совещание у Кальтенбруннера закончилось так рано? Или вообще не состоялось? – спросила Маренн, прислонившись спиной к дверному косяку. Она расстегнула пуговицы мундира и, наклонив голову, выдернула деревянную спицу, скреплявшую волосы, которые тут же рассыпались по плечам густыми каштановыми волнами.
– Его