последние минуты, когда еще можно было выбраться из форта, не опасаясь, что тебя тут же нашпигуют пулями и осколками, Мазуров использовал, чтобы до помутнения рассудка напиться чистым воздухом. Он стоял в пустом проеме, сняв с себя ненавистный противогаз, утирал пот со лба и дышал, дышал, дышал.
Голова начинала кружиться. Ветер приятно обвевал кожу на лице.
Купола башен блестели от осевшей на них влаги. Мазуров пожалел, что дождь закончился. Он с удовольствием подставил бы под него лицо. Только сейчас он понял, что горло пересохло, а на губах – корка крови. Мазуров отстегнул от пояса фляжку, несколько раз глотнул, почти захлебываясь.
С востока шел непрекращающийся гул, далекий, как громовые разряды в небесах, которые, профильтровавшись сквозь облака, стали совсем слабыми. Там все багровело, будто наступал рассвет, но для восхода солнца еще было слишком рано. Он наступит спустя два часа. А там – на востоке – артиллерия Брусилова смешивала с землей укрепления австро-венгров…
4
Предвидя, что впереди его ждут очень напряженные дни и времени для сна почти не будет, Брусилов накануне наступления спать все же не ложился.
– В гробу отосплюсь, – отмахивался он от адъютанта, который настоятельно просил командующего отдохнуть хоть часок.
– Полноте вам, Алексей Алексеевич, вы еще меня переживете, – говорил адъютант, годившийся генералу во внуки.
– Льстец.
Впрочем, спать действительно не хотелось, и даже сними он сейчас мундир и попробуй сомкнуть глаза, расположившись в кровати, все равно бы мучился от бессонницы и только себя б извел.
«Годы, наверное».
Но у других в таком возрасте, да еще если учесть, что пришлось ему испытать за свою жизнь, в такую погоду начинает ломить все тело, а он по-прежнему бодр и подтянут. Радоваться надо. Но Брусилов отчего-то волновался и сам не понимал причины этого. Ведь за эту войну он и наступал, и отступал уже не раз, мог бы уже привыкнуть к этому и воспринимать все более спокойно, не так близко к сердцу. К тому же механизм, запущенный им, будет работать помимо его воли и независимо от того, спит он или бодрствует. Артиллерия фронта обстреляет австро-венгерские укрепления на многих участках фронта, а потом на них двинутся десятки тысяч солдат и сотни танков, которых с воздуха будут прикрывать армады аэропланов. Пройдет не один час, прежде чем наступит время вмешаться в события и ему.
Он думал о штурмовиках, которые отправились в форт, и хоть внушал себе, что известий от них ждать не стоит, что вся операция обречена на провал, все равно никак не мог отделаться от мыслей, что все еще может получиться, – они походили на какие-то детские мечтания о чем-то несбыточном, но вполне осуществимом, если очень этого желать.
Зря он на что-то надеялся. Разочарование с каждой минутой росло. Он совсем отчаялся, когда пришло время для артиллерийской подготовки.
«Ну что же, я на них и не рассчитывал».
Он вышел на улицу и смотрел, как там, на западе,