несправедливы к нашим союзникам, хотя… – главком помолчал. – Скажу крамольную вещь. Я лучше видел бы среди наших союзников кого угодно, хоть черта самого, лишь бы не британцев. Что касается штурмовиков, то защищаться, как спартанцы, они не будут. Напротив, они будут нападать. Они попробуют взять этот форт.
– Это утопия, – констатировал Брусилов.
– Возможно. Вся эта война – утопия.
Пресса все последние дни восторженно писала об успешных налетах на Вену, Будапешт и Берлин, так что за этими сообщениями чуть померкли и отошли на второй план успехи армий Юго-Западного фронта, которые глубоко вторглись в пределы Австро-Венгерской империи. Им стали уделять меньше времени, хотя налеты имели лишь моральное значение и никакой практической пользы принести не могли, за исключением того, что газеты Центральных держав стали обвинять русских в варварстве, печатая фотографии разрушенных улиц и сообщая о жертвах среди мирного населения.
Больше всего досталось Будапешту. В этом ничего странного не было, поскольку он ближе всего находился к русским позициям, и бомбила его самая многочисленная эскадра.
Аэропланы поднимались вверх по Дунаю, последовательно разрушая мосты. Перед пилотами они были как на ладони. Центральный пролет Цепного моста обвалился от первого же попадания, а когда волна аэропланов миновала его, то вместо великолепного моста, которым так гордились горожане, остались только каменные быки, натыкаясь на которые пенилась вода, да медные, уже позеленевшие львы, сидящие на постаментах по краям моста. Аэропланы ушли вправо, зависая над Будой и превращая возвышавшийся над берегом Александровский дворец, где находилась резиденция канцлера, в руины. Одна из бомб попала в парламент, и это красивейшее, построенное десяток лет назад здание запылало, купол обвалился, взрывом выбило витражи, огонь стал пожирать дорогую деревянную резьбу стен…
Главком снабдил Брусилова целой кипой германских и австро-венгерских газет. Генерал просматривал их, когда ехал в машине, но никакого удовольствия от чтения не получал. Практически во всех газетах был плакат с косматым медведем в косоворотке. Морда его исказилась в отвратительном оскале, обнажая длинные окровавленные клыки, а из рваных лаптей высовывались кривые желтые когти. Медведь стоял возле небольшого домика, в котором спряталась миловидная девушка, а к ее ногам приникли двое испуганных детей.
«Он уже стучится к тебе в дверь!»
– Вот как нас изображают, – грустил Брусилов, – сами-то что у нас творили?
Газеты призывали любыми средствами остановить русских варваров, и следовало ожидать, что после этого сопротивление противника усилится, а война станет еще более жестокой. Хотя куда уж дальше? Ведь, по слухам, даже германские санитарки, задачей которых было спасать раненых независимо от их принадлежности к тому или иному стану, русских уже не щадили, не то что с поля боя не вытаскивали, а даже добивали их.
Русские же, которых германцы называли азиатской ордой, идущей, чтобы уничтожить западную