так кстати.
Призвав на помощь Единого, – а на этот призыв откликались все Высшие Силы – Гермес осторожно поднял Тофану и начал, чуть пошатываясь, – потому что в по-прежнему холодное тело женщины, которую он держал на руках, уходил гудящий, мелко вибрирующий поток его энергии – подниматься по крутой винтовой лестнице наверх. Все его мысли были сосредоточены сейчас только на том, чтобы вынести Тофану к свету солнечного дня, и ощущения собственного тела не занимали его: он их просто выключил. Конечно, это было опасно, и грозило при таком перерасходовании энергии, усугубленном огненным напряжением, мучительной гибелью. Даже Высшие Руководители не могли бы помочь в этом случае: их помощь тогда бы могла выражаться лишь в полной их безучастности к пораженному телу, ибо ткани, опаленные огнем, невозможно огнем же и вылечить… Да, опасность была велика, но и думать о ней значило себя обессиливать. Вдруг Гермес улыбнулся: перед ним, как живая, стояла его новая знакомая с одного из островов в далеком восточном море. Юная девушка, почти еще ребенок, она всегда вызывала симпатию у Гермеса своей смешливостью и детской прелестью.
На эти острова Гермес набрел в своих полетах почти случайно, чуть округлив однажды прямую траектории пути из Египта – домой. Точнее сказать, цепочка островов этих давно была известна атлантам, но считалась необитаемой после потопа, сопровождавшего Катастрофу. Велико же было его удивление, когда, приземлившись под влиянием отчетливого импульса, он обнаружил и здесь возрождение жизни. Самый обширный остров, который его обитатели пока никак и не назвали, был весь покрыт густой растительностью, за исключением горной вершины и ровной долины между холмами. Эта долина оказалась местом обитания целого племени, скрывающегося от всего мира.
Это были не атланты – Гермесу не стоило труда определить в них человеков, – но были они, без сомнения, родом с погибшего материка. Рослые и носатые, с медно-красной кожей и прямыми черными волосами, они очень напоминали Гермесу тольтеков, остатки которых, спасшиеся на Посейдонисе, ушли столетия два назад на Мус. Такие же своенравные и воинственные, как и все человеческое население с погибшей Атлантиды, тольтеки не смогли ужиться на Посейдонисе, обвинив царя Родама в пристрастии к каким-то примитивным племенам расенов скитов, в ущерб вроде бы им исконным жителям Атлантиды. Дай им волю, они бы, пожалуй, очистили весь Посейдонис от его населения, лишь бы жить самим. Да, поистине трудная эта задача – переделать человеческую природу, оторвать мысли человека от своей собственной личности и заставить оборотиться на других. Удастся ли?
Мысль Гермеса вернулась к Эаме, девушке с безымянного острова. Она начинала уже, пожалуй, воспринимать своего Учителя и через тонкое пространство – редкое для человеков качество.
Конечно, нельзя сказать, чтобы человеки были обделены тонким чувством или начисто неспособны принимать мысль. Но их тонкое чувство ограничивалось лишь земным, не в состоянии воспарить над ним или ближайшим