Новосильцеву.
– Поздравляю тебя, князь, и тебя, княгиня, – при этом он не удержался и коснулся кончиками пальцев Еленкиной косы. – Совет вам да любовь, – выпив чару одним духом, есаул по-юношески звонким от волнения голосом добавил: – Никто из нас ни в чем не виноват – просто, знать, судьба нам выпала такая.
– Да ты чего стоишь? Садись, ешь-пей, – начал приглашать его князь Дмитрий.
– Благодарствую, Дмитрий Михайлович, только чтото нездоровится мне ныне. Видно, к непогоде рана разболелась. Я лучше пойду, посплю.
Иван, похоже, не лгал. По крайней мере, лихорадочный блеск глаз служил ему весомым оправданием.
– К тому же надо еще к встрече с государем приготовиться. Ты как, не передумал казачков-разбойничков царю Грозному вести на показ?
– Да нет, уговор наш в силе, завтра же поедем, и так все сроки вышли.
– Ну и ладно, вот в первопрестольной вашу свадьбу и доиграем. А то как-то стеснительно в монастыре гулять. Ты же знаешь, я в пьянстве удержу не знаю – разойдусь, так всех монашек распугать могу, – в глазах Ивана полыхнул уже не болезненный, а лихой разбойничий блеск.
– Это верно, – пронесся над столом одобрительный ропот. Казаки были рады, что их атаман, несмотря на все постигшие его невзгоды, остался прежним Ванькой Княжичем – бесшабашным, неуемным, отчаянным.
– Стало быть, до завтра, князь, – прощально взмахнув рукой, Иван покинул трапезную, но уже не разболтанным пьяным шагом, а уверенной, по-волчьи легкой походкой.
Держаться бодро хватило сил лишь до порога. Выйдя за дверь, Княжич прислонился к холодной, каменной стене. «Садись, ешь-пей», – вспомнил он приглашение Новосильцева.
«Тут не только пить, жить не хочется», – подумал Ванька и, чувствуя, что если простоит еще хоть полминуты, то вернется да натворит бог знает что, почти бегом направился к воротам.
Как только Иван вышел, Еленка поднялась из-за стола, выдернула ленту из косы и, встряхнув своею серебристой гривой, словно норовистая кобылка, приказала вскочившему вслед за нею мужу.
– Не ходи за мной, я скоро вернусь.
Провожаемая полусотней мужских взглядов, средь которых были испуганные, завистливые и даже блудливые, но ни одного осуждающего, она величественной поступью вышла из трапезной.
Догнать Княжича ей удалось уже за монастырской стеной. Позабыв про гордость, Еленка жалобно окрикнула:
– Ванечка, постой, – и, скользя сапожками да спотыкаясь на обледенелой дорожке, побежала к остановившемуся, но не сделавшему ей навстречу ни шага Ваньке.
– Говоришь, никто ни в чем не виноват? А где ты раньше был? Я тебя два месяца ждала, все слезы выплакала. Что мне было делать после того, как ты сам меня просватал Новосильцеву?
В голос заревев, Еленка стала колотить маленькими, но сильными кулачками Ивана в грудь. Тот вздрогнул и тихо застонал. Враз прервав свой плач, литвинка испугано спросила:
– Что с тобой?
– Ничего.
– Я