разведчика Макогонов понимал, знал, что игра началась. Каждое из событий минувших дней, каждый из героев, участников этой игры, только начинали, как звенья в цепи, еще не цепляться друг за друга, еще не выстраиваться в закономерной логической последовательности, но прорисовываться – будто очертания незнакомые в тумане. И придет еще время, когда, выстроившись в единый ряд, герои станут участвовать в событиях. События же случатся единственно в той последовательности, в которой ты, мастер игры, спланируешь их.
Макогонов спросил о раненом на дороге: что видели, слышали ли выстрелы, какие машины проезжали мимо. Чеченец отвечал. Женщина, сестра его, жалобно все смотрела из своего угла и реплик не позволяла себе.
– Сестра из села. Приехала, вот, и говорит, помоги, Ибрагим. Как не помочь родственникам? Приходи, начальник, завтра. Как есть и приходи. Хороший будет жижиг галнаш. А молоко скислось. Отдайте его сюда в госпиталь. Кислого молока будет раненым. Ты воевал? – вдруг спросил в лоб.
Макогонов губы свел в нитку, заворочал желваками.
– Воевал.
– Видно по тебе. А майор из особого отдела не воевал. Не умеет говорить.
– Мне что за дело?
– Дело, верно, не твое. Скоро нас отпустишь?
– Выходи, – с этими словами Макогонов толкнул дверь камеры и посторонился. – Выходи. Машина твоя за воротами.
– Отогнали…
– Что?
– Зря, говорю, за ворота отогнали, ночью могли попортить. Народ дурной, время дурное. Пошли, Малика.
Макогонов вздрогнул, будто прострелило.
– Как, как ты сказал – Малика?
– Сестру зовут Малика. Она по-русски плохо говорит. В селе всю жизнь прожила. Спаслась в войну, потому что была в селе. Их село не пускало боевиков. Потому и выжили. А через другое Шаман шел, громко шел, плохо было в селе.
За воротами стояла одинокая «шестерка». Рядом прохаживался Лодочник, заметив командира, нырнул в «бардак». Взревели моторы. Макогонов забрался на броню. Они поехали, проехали мимо ворот и Ибрагимовой «шестерки». Хозяин качал головой и вынимал осколки из разбитого водительского окна. Макогонов пнул ногой Лодочника в шею, тот притормозил и обернулся.
– Ты смародерствовал? – кивнул назад Макогонов.
Лодочник-Маркман скривил довольную рожу.
– Да чего взял-то… набор инструментов, всякую хуйню.
– Ну, сволочь!
– Виноват, тащ. Я, когда в Ведено наступал, во там мародерка была!.. Села богатые.
– Куда? Где? – будто рассеян Макогонов. Но засвербело, застучало.
– Ну, когда Шаманов шел на Ведено.
«Стоп, Лодочник, мародер гребаный, молчи теперь еврейская морда, не до тебя сейчас. Вот оно вылупилось. Склепалось, два звена состыковались. “Сестру зовут Малика… Их село не пускало боевиков. Потому и выжили». Малика!..”
Сплелось.
«Ах ты ж, Мельник. Вот сукин сын!»
Думал Макогонов теперь об одном: как вернется в комендатуру и пинками погонит Тимоху или Пашу Аликбарова, чтобы волокли к нему из вонючих камер этого сукиного кота Вову Мельника.
– Ах