его в авантюру, чуть не рассорившую с ним монарха. Отец с трудом сумел смягчить гнев сына и усадить подле Остермана, чтобы сообща отыскать новый способ уничтожения Елизаветы. Ничего лучше тотальной слежки не придумали. Однако она-то и принесла долгожданные плоды.
Ориентировочно в конце июля шпионы доложили о секрете цесаревны Остерману и Долгоруковым. Воспитатели немедленно уведомили о нем государя. Тот не поверил, потребовал прямых улик. Что именно отроку продемонстрировали, неизвестно. Однако царь убедился в правоте своих гофмейстеров, и гроза над головой дочери Петра разразилась 26 августа (6 сентября) 1727 г., на именины великой княжны Натальи Алексеевны. «На сем празднике все заметили величайшую перемену в обращении царя с принцессою Елисаветою. Прежде он безпрестанно говорил с нею, а теперь не сказал ей ни одного слова и даже ушел не простившись», – записал де Лирия в дневнике. То, что герцог услышал о красавице, повергло в шок. На бумаге запечатлеть обвинения он не осмелился, назвав «разными слухами, разсеваемыми ее врагами». Французский посланник Маньян в реляции от 2 (13) сентября не постеснялся сообщить их в Версаль: «Сближение… ея с одним гренадером, зашедшее, как некоторые полагают… слишком далеко, стало лишать ее со дня на день расположения царя, особенно… с тех пор, как она несколько недель тому назад отправилась пешком на богомолье в монастырь… испросить для этого гренадера исцеления от недуга».
В гренадерской роте Семеновского полка Шубин числился с 21 ноября (2 декабря) 1724 г. Елизавета отлучалась из Москвы с 1 (12) по 16 (27) августа 1728 г. в сопровождении «одной дамы и Бутурлина». Как знать, может, и Петр II в те же две недели инкогнито посетил ту же подмосковную обитель, в шестидесяти верстах от города? 5 (16) сентября принцесса отмечала свое тезоименитство. Петр II приехал только на ужин, а, встав из-за стола, тотчас покинул дворец третьей царской невесты. 7 (18) сентября государь с большой свитой умчался из Москвы в деревню, охотой лечить рану, нанесенную лицемерной Елизаветой[7]. Ну а та отныне могла забыть о свадебном венце, царской короне, отцовском престоле и абсолютной власти. Начинался долгий, двенадцатилетний период опалы.
Глава третья
В опале
«Красота ея физическая – это чудо, грация ея неописанна, но она лжива, безнравственна и крайне честолюбива. Еще при жизни своей матери она хотела быть преемницей престола предпочтительно пред настоящим царем. Но как божественная правда не восхотела этого, то она задумала взойти на трон, вышедши замуж за своего племянника. Но и этого не могла добиться. Во-первых, потому что это противно русской религии… Во-вторых, потому что своим дурным поведением она потеряла благоволение царя. После всего этого, теперь, она живет, скрывая свои мысли, заискивая у всех вообще, а особенно у старых русских, которые чувствуют себя оскорбленными в своих обычаях», – так отозвался о Елизавете Петровне герцог де Лирия 18 (29) ноября 1728 г. Двумя неделями ранее, 4 (15) ноября, он же заметил: «От ея честолюбия