полагает, что вы намерены поговорить со мной о войне.
Он кивнул:
– Благодарю вас. Я так и думал, что вы проявите осторожность. Пожалуйста, войдите, миссис Шеклтон. И простите за эти шпионские игры.
Я проследовала за капитаном в гостиную его квартиры с высокими потолками, искусно выполненными карнизами и небольшой люстрой.
Справа от входа стояли два шкафа из мореного дуба, сквозь стеклянные дверцы которых виднелись хранившиеся там стрелковое оружие, медали и ордена. Две вырезанные из дерева фигурки зулусских воинов бдительно охраняли графин с виски, пристроенный на буфете.
По обе стороны от встроенного в стену камина стояли простые кресла, одно обтянутое кожей, а другое – потертым бархатом. Между этими креслами, прямо против топки камина, лежала шкура тигра с головой, пасть которой была разинута в постоянном оскале, а стеклянные глаза угрожающе поблескивали. Стены были украшены холодным оружием и охотничьими трофеями, среди которых выделялись голова оленя с грустными глазами и бивни могучего слона. Капитан Уолфендейл, стоя около кожаного кресла, жестом предложил мне сесть в другое. За его плечом, на верху дубового шкафа высились еще два образца искусства таксидермиста: мангуст и свернувшаяся кобра.
По одну сторону эркера красовались средневековые латы на невысокой подставке. По другую его сторону – портновский манекен подросткового размера, облаченный в бриджи, куртку и широкополую шляпу. Пистолет, безусловно, имевший какое-то определенное название, был прикреплен лентой к руке манекена. Между латами и манекеном стояла цветущая аспидистра[36] в медном горшке.
Я уселась в кресло и стала терпеливо ждать, когда капитан заговорит.
Ему потребовалось довольно долгое время, чтобы устроиться в своем кресле. Он осторожно уложил руки на подлокотники, словно в них мог таиться какой-то неприятный секрет.
– Моя внучка сказала, что вы не только фотограф, но и частный детектив.
– Да. Она спросила меня, чем я занимаюсь в жизни, кроме фотографии.
Это было несколько необычно. Куда чаще молодые люди так поглощены собственной жизнью, что не интересуются жизнью людей более старшего возраста. Но Люси Уолфендейл уже исполнился двадцать один год, и она была достаточно взрослой, чтобы интересоваться, как устраивают свою жизнь другие женщины.
Капитан продолжал рассказывать мне то, что я уже знала:
– В этом месяце Люси стала совершеннолетней. Теперь мне нужно проделать свою работу. Она должна выйти замуж.
И куда это намерение приведет, подумалось мне. Надеюсь, он не станет спрашивать моего совета.
– Я ведь упомянул, что этот разговор сугубо доверительный, миссис Шеклтон?
Терпеть не могу, когда люди повторяют уже сказанное, а настаивать на конфиденциальности – просто оскорбление.
– Вы уже говорили, и нет необходимости повторять.
– Извините. Взгляните вот на это.
Он поднялся с кресла, взял с каминной полки белый конверт и протянул его мне. Почтовая марка была погашена