Неожиданно распахнулись двери подъезда, сосед с нижнего этажа с пластиковым ведром семенил мимо застывшей девушки к мусорным бакам. Пьяно пошатывался, спотыкался, путался в собственных, пузырчатых штанах… Балансировал, приседал, подобно акробату на канате, выпрямлялся рывками, наступал на свои же тапки. Раздувал щеки, таращил глаза, старался удержать равновесие изо всех сил, все таки упал. Хрустнуло дно ведра, вывалилось от удара о землю вместе с содержимым, явив миру припрятанную чекушку. Славик икнул с испуга, суетливо очистил заветную бутылочку от прилипшей луковой шелухи и влажных газетных обрывков, с остатками разделанной сельди, припадая на ушибленную ногу двинулся к гаражам. Ведро, со вздохом, кинул в мусорку, придется перед женой ответ держать.
Местные пропойцы группировались за гаражами. Установили несколько хлипких ящиков вокруг перекошенного, дождями и ветрами, притянутого со свалки, журнального столика. Верх стола украшала изрезанная, выцветшая клеенка. Импровизированный клуб по интересам открыт круглосуточно. Дресс код отсутствовал, примкнуть мог любой желающий., обязательным условием был членский взнос в форме горячительного. Здесь прятали древние, облезлые шахматы и домино. Извлекали либо то, либо другое, из старого болотного сапога, оттуда, из ядрено пахнущих резиновых недр, доставали граненый стакан. Соображали под нехитрую закуску, быстро доходили до кондиции. Изливали друг – другу душу и реки уважения. Жаловались на женское непонимание и несправедливость бытия. Часто, после возлияний, пели задушевные песни, плакали горюче и надрывно, как могут только утомленные зеленым змием люди.
Стеша почувствовала сильную усталость, побрела домой. Отмахнулась от расспросов матери:
– Все утром расскажу, я спать.
Едва коснулась подушки, провалилась в черноту, летела вниз головой, подобно Алисе из Зазеркалья. Извилистые корни цеплялись за одежду, впивались в тело, разрывали кожу в клочья. Черный вихрь затягивал ее, кружил по спирали, как безвольную, тряпичную, куклу. Темные, причудливые, демонические образы следовали за ней, безмолвно наблюдали
Она знала дату бракосочетания Золотарева, тянуло посмотреть на чужое счастье, хотя – бы издали. Стала за остановкой напротив здания. Хороший обзор, видно все как на ладони. Залитый солнечным светом день, бабье лето припозднилось, до сих пор радовало теплом. Рядом с автобусным, временным пристанищем вольготно раскинулся ясень. Изумрудные листья, местами подкрашены осенним, багряным румянцем, уютно шелестели над головой. Прислонилась к теплому стволу, ноги подкашивались. Тихонько запела:
– Я спросил у ясеня, где моя любимая, ясень не ответил мне.
Песенка всплыла сама собой, тоскливо, горько стало на сердце. Как же просто можно все разрушить, планов была громада, мечты о семейном счастье, где теперь все это?! Вся судьба на помойке, разбиты хрустальные замки. Финита ля комедия… Наконец, дождалась, вышли красивые, он в костюме