женятся на молоденьких, заводят себе детишек и вообще ведут себя так, будто собрались жить вечно.
Отец, наоборот, предпочитает несуетливую обстоятельность, ему по душе роль умудренного старца, у которого все позади, а нынешняя жизнь для него что-то вроде мыльной оперы, которую он поглядывает без всякого интереса. При этом никакой дряхлости и болезненной жалкости в нем нет. Воспоминаниями о бурных днях боевой молодости в стране победившего социализма он окружающих не мучает. У него худое моложавое лицо, короткая французская стрижка. Время от времени он отпускает пижонскую трехдневную щетину, которая ему очень идет. Иногда, когда его что-то забирает всерьез, он буквально преображается и превращается в энергичного, жесткого мужика, который кого надо возьмет за глотку, а кого надо – и за круглую попку. И тогда становится понятно, почему он сделал такую карьеру в прокуратуре и был в свое время одним из самых молодых заместителей Генерального прокурора.
Его блестящая карьера оборвалась ровно в шестьдесят лет. Отец легко мог стать сенатором, депутатом, советником в крупной компании, но почему-то предпочел стать свободным от всяких обязательств пенсионером.
В нашей семье до этого все было благополучно и безоблачно, но пришел некий срок, и семья ни с того ни сего слиняла. Слиняла не в три дня, как Русь в семнадцатом году, процесс длился несколько дольше, но от нее тоже осталось лишь нечто, что ничуть не напоминало столь недавнее славное прошлое…
Позвонила мать и попросила срочно заехать. Обязательно. Со своей первой женой и двухлетним сыном я давно уже жил на противоположных концах Москвы, и виделись мы, надо признаться, все реже и реже. Да и работа в прокуратуре занимала все время.
Заехал днем, отца дома не было.
– Что-то случилось? – спросил я еще в дверях.
– Может, ты зайдешь? – насмешливо сказала мать.
Мы устроились на кухне. Мать не выглядела взволнованной, разве что чуть напряженной.
– Я уезжаю, сын, – сказала она.
– Куда?
– В Братиславу.
– Опять?
В Братиславе уже несколько лет жила ее подруга с мужем, они преподавали в местном университете, и мать по нескольку раз в год ездила к ним в гости. Последний раз пару месяцев назад.
– Надолго? – просто так поинтересовался я.
– Пока на год, – сказала мать.
– Не понял…
– Подписала контракт с университетом – буду преподавать историю искусств. Пока на год, – легко, как о чем-то неважном и давно известном, поведала она. – А если все пойдет нормально, то с продлением еще на три года.
Мы помолчали. Я осмысливал услышанное, она не мешала мне предаваться мыслительным процессам.
– И как прикажешь мне это понимать?
Она улыбнулась.
– Просто принять к сведению. Согласись, от моего отъезда в твоей жизни теперь мало что изменится. Практически ничего.
Что я мог ей возразить?
– Насколько я знаю, у тебя есть муж. А еще у тебя есть внук.
– Да-да, муж и внук, – рассеянно повторила она.
– А