обожженную октябрем листву и присыпал желудь влажной землей.
Незнакомый друг, если тебе доведется пойти по моим следам, пожалуйста, – будь осторожен!..
Осенний букет
К моим ногам летят листья. Ярко-алые, похожие на язычки холодного пламени, бледно-желтые с легкой кофейной дрожью, пепельно-серые и багрянистые, оранжевые и коричневые. У одних в середине еще оставалась грустная зелень, а края были подпалены дыханием осени, другие казались сшитыми тонкими прожилками из множества разно-цветных лоскутков.
Октябрь наследил, его привычка.
Я машинально ловлю летящие ко мне листья и машинально разглядываю их.
Листочек с березки. Маленький, гладкий, округлый и трогательный, как ладошка ребенке. И такой же доверчивый и бездумный.
А вот удивительно кроткий, нежный и, вместе с тем, пронизанный какой-то тайной тревогой, несдержанным беспокойством, почти суеверным страхом, неизвестно перед чем цвет осинового листа. Не знаю, почему, но только теперь, сейчас вот, когда я сижу на земле, прислонившись к осине и чувствую спиной, как тепло и сильно бьются в ней жизненные соки, только теперь я начинаю по-настоящему читать лицо матери, каким оно бывает всякий раз, когда мать собирает меня в дорогу.
Со старого, узловатого дуба падает мне на колени широкий, шершавый, шуршащий, как фольга, изборожденный морщинами лист. Я долго и напряженно вглядываюсь в его извилистые роcшивы, и вдруг по моей щеке скользит в неумелой ласке большая, натруженная ладонь моего отца.
Я поднимаюсь с земли и долго стою в неподвижности, утеряв нить неведомо откуда нахлынувших мыслей и ощущений. Потом, будто что-то наконец вспомнив, набираю большой букет из самых красивых листьев и, с облегченной душой, выхожу на опушку.
Осторожно и бережно несу я домой частицу осенней лесной палитры и целое море протяжного, неотразимого и невыразимого словами запаха листопада.
Озимые
Стою на гребне кургана, гляжу вдаль, на веселую зелень озими, и уже сейчас слышу запах будущего хлеба и хруст его подгорелой на капустном листе корочки.
В стороне, из оврага подымаются грибники. С лукошками, ведрами, рюкзаками идут они гуськом, след в след, поперек борозд, прямо по озими, по хрупким зеленям. Каждый их шаг болью отдается у меня в сердце, будто идут они не по земле, а по нему, по моему сердцу. Я напрягаю дыхание и кричу им:
– Эй, остановитесь, если вы – люди! Под вашими ногами – жизнь!..
Они машут мне привет руками и идут дальше, – гуськом, след в след, прямо по озими, по сгоревшим на поду капустным листам, по румяным хрустящим корочкам неиспеченного хлеба и… по моему сердцу.
Последняя песнь
Матерый лось знал, что последняя песня осеннего леса принадлежит ему, и был готов к этому.
Он вышел на опушку тихим, полным смысла и ожидания утром, когда омытые ночной изморосью солнце едва выглянуло из-за горизонта и еще не успело зажечь дневные