понимаете? – он сдерживает волнение. – Выстроили нас, зачитали приказ о досрочной демобилизации – и по домам. А наш крейсер, совершенно исправный, – в док. Разрезали на куски, погрузили на платформы – и на переплавку. На наших глазах. Каково?
Словно в ответ на его слова, вдалеке вспыхнули яркие сполохи электросварки. Это было так неожиданно и так кстати, что Владимир не удержался от возгласа:
– Глядите!..
Мы долго смотрели на чудесные россыпи искр в ночной дали, пока поезд не свернул в сторону и видение не исчезло.
– Вот так и наш крейсер резали, – сказал Владимир. – Тоже ночью, и так же искры сыпались. Мы с берега смотрели.
Наверное, мы оба подумали об одном: как все же хорошо ехать вот так по земле и видеть только такие, мирные искры в ночи…
У Владимира нет родственников. Мать умерла во время ленинградской блокады. Отец закончил свой солдатский путь на подступах к Берлину.
– А я вот еду счастье свое искать, – продолжал Владимир. – Я еще когда служил, слышал, что тут молодежная стройка развернулась. Ну, куда, думаю? Конечно, сюда. Ребята просили написать, если нужны тут люди, они тоже приплывут. Не знаю, найду ли я тут то, за чем еду…
Я опять посмотрел на его ладони.
Большие обветренные, они спокойно лежали на его коленях.
Племянник героя
Наверху по степи метет поземка, гонит снежную пыль. Добежав до края карьера, пыль устремляется вниз, словно обрадовавшись неожиданному укрытию. Здесь она может спрятаться от студеного ветра, согреться.
В кабине экскаватора тепло, по-домашнему уютно. Павел работает без рукавиц. Рядом сидит помощник. Он устал. Глаза его слипаются, голова клонится на плечо.
– Что-то смена не идет? – ворчит помощник и трет глаза ребром ладони. – Уже на полчаса опаздывает.
Помощник, совсем «зеленый» парнишка, недавно приехал на стройку из технического училища, за несколько дней не привык. Но Павел не новичок, он в Лебедях с самого начала, поэтому не обижается на сменщиков. Наверное, где-то срочно потребовались люди, и смену забрали туда. Так бывает часто. То на станции руда замерзает в вагонах, приготовленных для отправки, и ее заливают соляркой. То в шахте отказывает насос, вода грозится затопить ствол и штреки. То еще что-нибудь. А то автобусы из Губкина зарываются в снегу, не могут пробиться.
– Ты иди, – говорит Павел помощнику, – я один поработаю.
– Да нет, зачем же? – обижается паренек. Он же не об этом думал, когда говорил.
– Ладно, иди, иди! – повторяет Павел и открывает дверь кабины.
Метель врывается внутрь. На оконном стекле густо оседает пар.
Помощник выпрыгивает из кабины. Он что-то кричит, но голоса не слышно. Взмахнув руками – ударил сильный порыв ветра, – паренек находит ступени лестницы, ведущей наверх, и исчезает в белой мгле.
Павел продолжает работать. Машина подчиняется ему безропотно. Движения машиниста уверенны, все рассчитано до мелочей,