всей кажущейся радикальности сравнение русского патриотизма с ИНК или АНК дает четкие политические ориентиры, а также методы и средства достижения политического равноправия в условиях господствующей политики ограничений, прямо перерастающие в общее движение за демократию. Напротив, любые призывы к «войне», к охоте на мигрантов, гостей с юга, представителей меньшинств, организация полувоенных «летних лагерей», «школ ножевого боя», обучение психологическим и техническим приемам полукриминальной гопоты объективно играют на стороне политики ограничений, воспроизводя и радикализируя ее же методы. В случае гипотетической победы такие методы приведут к возникновению политической структуры, еще менее демократической, чем есть сейчас, являясь, по сути, скрытым выражением ее более зловещих устремлений. Одним словом, борьба с политикой ограничений ее же средствами крайне неэффективна. В интересах русской самоорганизации не повышать градус насилия в обществе, а наоборот, снижать его. Лишь непонимание данных обстоятельств, как и встречная заинтересованность отдельных институтов власти в любых насильственных действиях со стороны оппозиции как оправдании дальнейшего ужесточения собственной политики в деле сворачивания остатков демократии, ведет к навязанному политическими провокаторами и авантюристами имиджевому превращению исконно демократического по своей сути движения «цветов и девичьих улыбок» в маргинальную секту «кованных башмаков и бритых затылков», с окончательной перспективой превращения русских в своего рода палестинцев, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Между тем, соединять русский патриотизм с насилием, ксенофобией, расизмом нет не только никаких культурно-исторических, но также сущностных оснований (в отличие, к примеру, от классового интернационализма, известного своей кровожадностью). Обнаруживаемая в истории обусловленность связи патриотизма с насилием исключительно обстоятельствами времени, места и культуры вскрывает его сущность как движения, глубоко чуждого насилию в принципе. Как из любви к своей жене и своим детям не следует ненависти к другим женщинам и чужим детям, так из патриотизма не следует ни ксенофобии, ни расизма. Будучи подлинным основанием демократии, патриотизм как «любовь к своему», как прирожденное «состояние идентичности» не просто не является насилием – он органически противится насилию, апеллируя к глубоко внутренним смысложизненным и ценностным ориентирам каждой личности. Те же, которые прибегают к насилию, называя его «патриотизмом», еще не являются патриотами, поскольку этим они доказывают, что на самом деле не верят в силу соединяющей людей идентичности и ее способность обходиться без насилия. Постоянная акцентуация внешнего насилия также говорит о возможной врожденной склонности к садизму.
Очевидно, что чем больше в обществе «любви к своему», тем меньше