отцовской похвалы и уважения всех, кто встретил бы его на боярском подворье при возвращении с добычей после охоты.
Ставр толкнул боярского сына тупым концом копья. Доман нехотя поплелся за молочным братом. Они долго продирались сквозь лесные дебри. Ставр всматривался в переплетения корневищ, выискивая алые капли на листья и на мхах, отпечатки когтей рыси-великана в топком торфяном месиве, в которое очень скоро превратилась почва. Огромная рысь уводила их в глухомань, вот-вот должны были начинаться опасные места, каждый шаг по которым грозил гибелью. Под покровом мягких лишайников и мхов могли таиться оконца, наполненные жидкой грязью. Из таких ям не было исхода. Топь всасывала жертвы в считанные мгновения, испуская зловонные облака.
Не ведая устали, Ставр умело обходил опасные ловушки, которые расставили на пути охотников лешие. Они все дальше и дальше углублялись в чащу.
– Ставр, постой, я больше не могу, – взмолился Доман. – Давай повернем назад. Невмоготу, измаялся, леший с ним, со зверем…
– Эх, боярич, и не стыдно? Девки засмеют, коль прознают…
Доман задумался. Он готов был упасть в этот момент навзничь, теряя сознание от пережитых волнений и труда, но представился отец – грозный, суровый. С боярином Радомером не поспорить. Рука у него тяжелая. И в гневе страшен боярин. Не только слугам своим и смердам с холопами, но и сыну родному.
Доман вспомнил, как однажды Радомер приказал отправить в изгнание женщину, которая молила не отправлять ее в дальний погост на вечное прозябание, помиловать за невеликий грех. Доману было тогда совсем немного лет, он только научился держать деревянный меч и натягивать тетиву небольшого лука слабыми детскими ручонками. Радомер не снизошел до просьб той, которая валялась у ног безжалостного боярина. На рассвете обоз покинул боярское подворье на замковой горе Полоцка. Туманным сентябрьским утром, когда с Двины ветер нес ненастье, малолетний Доман, стоя у ворот града, испугался, что в последний раз видит мать Бориславу. Он мог потерять ее навеки. К счастью, Радомер был отходчив. Боярин вернул опальную жену в терем. Но с того случая Доман старался не испытывать гнев сурового отца.
– Нет, не надо, пойдём, брате Ставр, – сказал, с трудом переводя дух, боярский сын. Они прошли вдоль края ельника, выбираясь к месту, где еловая чаща сменялась осинником. Солнце клонилось к закату, обливая дрожащие деревца красноватым светом.
И тогда Доман вскрикнул.
– Ставр! Ты видел это?
Качаясь, опираясь на гибкое древко копья, Ставр приблизился к бояричу. Доман застыл у мелкого ручья, берег которого был истоптан зверьем.
– Видишь, видишь, вон там! – указывал боярич куда-то в сторону, под нависавшие над ручьем орешины.
– Да что там, ничего не вижу… – сказал Ставр, напрасно таращась на комья черной влажной грязи, на обрывки мхов.
– Нет, но вот здесь… Я же видел… Рысьи следы, а потом… потом… человечьи. Будто кто прошел