и угасали в ночном небе, не долетая до звезд.
Ставр жарил на прутьях грибы, что удалось наскоро набрать по пути. Уходившее лето не поскупилось на лесные дары. Доман разломил пополам лепешку, которую прихватил из дома.
– Эх, дичины бы, – мечтательно вздыхал боярич.
Ставр усмехнулся: любил боярский сын сладко пожить, вкусно попировать. Какой из него боярин будет, поглядим…
Огонь жадно лизал нанизанные на прутья грибы, сок с шипением падал на раскаленные угли. Гул костра не смог утаить от Ставра легкий треск. Кто это? Доман ничего не успел сообразить, а Ставр уже подвинул к себе копье, приготовился вскочить навстречу неведомой опасности.
Отблески пламени озарили еловую стену. Заколыхались ветви. Плотная тень легла на поляну.
– Онфим! – воскликнул Доман. Ставр опустил копье. К костру шагнул из черной чащи старик с широкой окладистой бородой, в которой запутались хвоинки да сухие травинки. Был он могуч и кряжист, с натруженными громадными руками, больше похожими на две коряги. За плечами виднелся охотничий лук, за поясом топор, нож. Онфим вытащил из объемистой кожаной сумы, что висела на его боку, тушку зайца. Принялся разделывать зайца, ловко сдирал шкурку.
– Как ты нашёл нас, Онфимушка? – спросил Доман.
– По следам, дело нехитрое, – пробасил ловчий, – боярыня Борислава, матушка твоя, боярич, покой потеряла, как прознала, что на Воловье ты подался. Вот меня и отправила вдогонку.
Ставр усмехнулся, направляясь к ельнику за валежиной. Доман покосился в его сторону. Толкнул кулаком Онфима в плечо.
– Ты бы попридержал язык, старый хрыч.
Ловчий изумленно захлопал глазами на такие слова боярича.
– Да я… да мы что, боярич… Что сказал-то?
Доман только махнул рукой, поспешил подбросить ненасытному пламени дровишек.
У охотничьего костра ладилась неспешная беседа. Говорили о печальном, обсуждая исчезновение Бояна. Онфим вспоминал молодые годы. Знал он Бояна по разным делам. И по ратным, и по охотничьим. Сколь раз в облавах на лютого зверя хаживали, на кабанов, лосей. Брали вместе туров да медведей. В молодые годы, когда полоцкие князья покоряли ливов, довелось и в сече кровавой рубиться. Онфим хвалил Бояна. Сказывал, что лучшего товарища на охотах и в походах не желал. Боян честен был и справедлив.
Ставр слушал речи Онфима. Горечь наполняла душу. Тосковал по отцу. Неужто ушел навсегда? Ему трудно было поверить в то, что свершилось так зло и нежданно.
– Говоришь, оборотня след приметил? – угостившись жареным зайцем с грибами, обратился к Доману старый Онфим.
– Да, вот, как тебя видел. Но пропал, будто и не было. Диво дивное! – сокрушался боярич.
Пахнуло пряно: кожей сыромятной, луком, дымом. Дядька Онфим придвинулся к боярскому отроку. Легонько толкнул в плечо плотной ладонью.
– Да ты, чай, от страха разомлел никак… Не дело для ловчего!
– Нет, нет, я ничего. Я так. Наваждение,