предыдущая история, тот же самый выкрик на этот раз неистово зазвенел у него внутри, тихо, беззвучно, неслышно.
То же самое слово!
То же самое слово, которое всегда выкрикивают в конце истории о том, как некто поднимается по ступеням. То же самое слово в конце рассказа.
Крис уже не владел своим голосом:
– Она как побежит, а там что-то было, там было, значит, как это… ну, она хотела… ммм, за ней кто-то гнался… то есть… ну, она, значит, побежала и оказалась… в общем, упала она, потом вскочила и как побежит, а потом…
Вивиан вплотную прижималась к нему, ни на миг не переставая двигаться. Ее губы словно запечатали эту историю у него во рту и не выпускали наружу. Замок в последний раз содрогнулся и обратился в руины, полыхнув ослепительной вспышкой, и в мире не осталось ничего, кроме вновь изваянного тела и обретенного понимания того, что девичье тело – это не какой-нибудь висконсинский пейзаж, не холмистый вид, на который просто приятно смотреть. Нет, это средоточие красоты, и музыки, и пламени, и всего тепла, какое только сыщется в мире. Это средоточие всех перемен, всех движений, всех согласований.
В сумрачной дали первого этажа раздался слабый телефонный звонок. Он едва долетал до слуха, как плач из затерянной башни. Телефон звонил, а Крис ничего не слышал.
Вроде бы Лео и Ширли вяло повозмущались, а потом, несколько минут спустя, до Криса дошло, что эти двое неумело целуются, ничего более, просто неловко прижимаются лицами друг к другу. Стало совсем тихо. Все истории были рассказаны, и комнату поглотила пустота.
Как странно. Крис был способен только лежать и ощущать, пока Вивиан разыгрывала в темноте эту небывалую пантомиму, содержащую такое, о чем тебе за всю жизнь никто не расскажет, думал он. Никто ничего не расскажет. Скорее всего, эту пантомиму невозможно выразить словами: слишком уж она необыкновенна, слишком прекрасна, чтобы о ней говорить, слишком необычна и удивительна, чтобы обратить ее в слова.
С лестницы послышались шаги. На этот раз их приближение было очень медленным и печальным.
– Быстрей! – прошептала Вивиан и отпрянула, поправляя платье.
Как слепой, не чувствуя собственных пальцев, Крис застегнул ремень и пуговицы.
– Давай быстрей! – шептала Вивиан.
Она зажгла свет, и мир поразил Криса своей нереальностью. После темноты, после этой нежной, мягкой, подвижной и таинственной темноты бледные стены казались бескрайними и равнодушными. Шаги все приближались, и все четверо снова торжественно вытянулись, прислонившись спинами к стене, а Вивиан начала повторять свою историю:
– Теперь он поднялся на самый верх лестницы.
Дверь отворилась. На пороге стояла тетя, ее лицо было в слезах. Все стало ясно без слов.
– Только что позвонили из больницы, – сказала она. – Ваш дядя Лестер скончался.
Никто не шевельнулся.
– Спускайтесь в гостиную, – проговорила тетя.
Они медленно встали с кушетки. Криса, как одурманенного, бросило в жар, ноги не слушались. Пришлось пропустить вперед