такой час? Оказывается, я хожу.
Над двумя могилами воздвигли белую палатку, и она светится изнутри бледным светом, словно бумажный фонарик. Людей собралось куда больше, чем я ожидала. Билл, конечно. И окружной прокурор, которого я узнала по фотографии в газете. Рядом с ним какой-то лысеющий дядька в плохом костюме. По меньшей мере пять полицейских и еще пять человек в инопланетных скафандрах из «тайвека». Они то заходят в палатку, то выходят из нее. Среди них должна быть и та криминалистка. Подобные дела могут сделать человеку карьеру.
Знал ли репортер, писавший некролог Энджи, что его слова сумеют раскачать проржавевший рычаг правовой системы? Создать небольшой, но заметный информационный повод в штате, где ежемесячно казнят несколько людей? Изменить мнение судьи, который дал добро на эксгумацию и теперь думал, не назначить ли слушание о пересмотре дела? Заставить меня взять трубку и сделать звонок?
Человек в костюме внезапно разворачивается, и я успеваю разглядеть белый квадратик у него под подбородком – священник. На секунду к моему горлу подступают слезы. Удивительно, с каким уважением полиция отнеслась к этим двум девушкам, чьи имена до сих пор неизвестны. Казалось бы, ни единого репортера и свидетеля в округе – а они даже священника пригласили.
От девочек, которых сегодня эксгумируют, остались одни кости уже тогда – восемнадцать лет назад, когда нас бросили в канаву на пшеничном поле. Я была едва жива. Говорят, Мерри умерла по меньшей мере за тридцать часов до этого. Когда до нас наконец добрались полицейские, ее тоже обглодали почти до костей. Я пыталась ее защитить, изо всех сил пыталась, но в какой-то момент потеряла сознание. Я и сегодня порой слышу оживленную трескотню полевых крыс. Только мои близкие об этом не знают. Пусть лучше думают, что я ничего не помню.
Врачи говорят, я выжила благодаря сердцу. У меня с рождения медленный пульс. Прибавьте к этому крепкое здоровье – я была одной из лучших барьеристок страны в своем возрасте. Днем, когда я сидела за уроками, ела гамбургер или красила ногти, мой пульс не превышал тридцати семи ударов в минуту, а ночью, во время сна, и вовсе снижался до двадцати девяти. К сведению: средний пульс у подростка – семьдесят ударов в минуту. У папы была привычка в два ночи просыпаться и проверять, дышу ли я, хотя известный хьюстонский кардиолог велел ему спать спокойно. Да, мое сердце – редкий феномен, как и моя скорость. В школе мне прочили участие в Олимпийских играх, называли меня Огненной Фурией – из-за цвета волос и взрывного темперамента.
Пока я боролась за жизнь в той могиле, мой пульс упал до восемнадцати ударов в минуту. Фельдшер «Скорой помощи» даже принял меня за труп.
Окружной прокурор сказал присяжным, что это я напугала убийцу, а не наоборот. Посеяла в душе преступника панику, которая и вынудила его избавиться от улик. Еще он сказал, что огромный сине-зелено-желтый синяк на животе Террела Дарси Гудвина, увеличенный на фотографии, – моя работа. Люди любят такие сказки, с бойкой и отважной главной героиней, даже если в них