не сразу, но ответил: «Потому что в России много народа». В тот момент его фраза вызвала просто неприятие, возникла неловкость, поскольку она показалась кощунственной. Повисло тягостное молчание. Позже я прочитал рассказ Зурмински «Волны» и понял, что эта мысль им выстрадана и именно в таком виде содержится в его рассказе; он твердо придерживается того, что именно так оно и было. Более того, он, как писатель, подводит к этой мысли немецкого читателя, не оставляя тому даже возможности для сомнений. Вот как воспринимает бой с русскими солдатами один из персонажей этого рассказа, бывший в войну пулеметчиком:
«Такое нельзя было назвать войной. Это была бойня с криками и стенаниями. Они пошли на нас со стороны леса, бежали по снегу, как стадо зверей. Их напоили водкой, потому они так дико кричали. Первая волна имела при себе винтовки, вторая шла с пустыми руками, подбирая оружие своих погибших товарищей. Не нужно было только стрелять раньше времени! Когда они совсем приблизились к нашей позиции, залаяли пулеметы. Прямо по телам погибших, подобно морскому прибою, побежали новые волны солдат. В России так много народа. Ствол пулемета раскалился, вокруг нас плавился снег».
Ну что ж, это право писателя на собственное восприятие. Но оно явно не совпало с тем, как это представлялось Гранину.
Позднее мы с Наташей пришли к общему мнению, что если бы не было этого задиристого вопроса Гранина, то, может быть, не получилось бы и столь интересного разговора. Гранин спровоцировал Зурмински на острый диалог, сразу же дав понять, что не хочет ограничиваться обменом любезностями, как это обычно бывает при первом знакомстве. Зурмински был ему интересен как представитель страны с иным менталитетом, причем сам переживший военные невзгоды. К тому же это был его коллега по литературному ремеслу, человек, который через свое творчество пытается докопаться до истины, ставя перед собой непростые вопросы, и старается сам же на них ответить, когда создавшаяся картина становится ясной.
Следующий вопрос Гранина был таким же кинжальным: «Почему немецкие солдаты, поняв весь ужас военной авантюры в России, участниками которой они стали, не прекратили воевать уже зимой 1941–1942 годов?» Ответом Зурмински было слово «присяга». По его твердому мнению, именно поэтому германские солдаты продолжали отчаянно бороться до весны 1945 года, хотя многим уже было ясно, что война проиграна.
В свою очередь Зурмински задал вопрос, который, чувствовалось, продолжает волновать его до сих пор: «Что русский писатель и бывший фронтовик думает относительно не всегда корректного обращения советских солдат с местным немецким населением, когда войска Красной Армии перешли границу с Германией?» По поводу поведения наших войск в Восточной Пруссии Гранин сказал, что этот поход был мщением. Больше эта тема не обсуждалась, хотя мне показалось, что оба писателя к ней еще не раз вернутся. И не только в процессе общения, но и в своих произведениях.
Как-то незаметно разговор переключился на роман Зурмински «Отечество без