теории погружены в эти понятия. Как и наши личные грезы. Признаю´, мне трудно даже произнести это: совместного счастливого конца может и не случиться. Чего тогда вообще вставать поутру?
Прогресс встроен и в общепринятые представления о том, что значит быть человеком. Даже под личиной других понятий – «агентность» (agency), «сознание», «интенция» – мы вновь и вновь укрепляемся в мысли, что человек отличается от прочего живого мира, потому что смотрит вперед, тогда как другие биологические виды, живущие одним днем, тем самым зависят от нас. Пока мы воображаем себе, что человека делает прогресс, не людям из этих умозрительных рамок тоже никуда не деться.
Прогресс – это марш вперед, он втягивает в свои ритмы и другие разновидности времени. Без этого ведущего ритма мы могли бы заметить иные временны´е закономерности. Любое живое существо перелицовывает мир – ритмами сезонного роста, закономерностями воспроизводства в течение всей жизни, а также географией распространенности. В пределах того или иного биологического вида тоже есть множество времяобразующих проектов: организмы вовлекают друг друга в совместную деятельность и вместе создают природные системы. (Зарастание вырубленных Каскадных гор и радиоэкология Хиросимы показывают нам, как устроено межвидовое времяобразование.) Любопытство, за которое я ратую, обращено как раз на такие множественные временны´е устройства, оно оживляет описания и воображение. Это не просто эмпирика, в которой мир изобретает свои собственные категории. Напротив, наш агностицизм в отношении направления нашего движения может позволить найти то, на что мы не обращали внимания, поскольку оно никогда не вписывалось в хронологию прогресса.
Вдумаемся еще раз в орегонские истории, с которых я начала эту главу. Первая, о прокладке рельсов, рассказывает о прогрессе. Она привела в будущее: железные дорогие изменили нашу судьбу. Вторая – уже вмешательство: это история, в которой значимо уничтожение лесов. Общее у нее с первой, однако, – в установке, что для познания мира – и в успехе, и в поражении – образа прогресса достаточно. История упадка не предлагает никаких остатков, ничего избыточного, ничего такого, что ускользает от прогресса. Прогресс по-прежнему владеет нами – и в историях разрухи.
Тем не менее современная человеческая спесь – не единственный план создания миров: мы окружены множеством творящих миры проектов – и человеческих, и нет[31]. Проекты сотворения миров возникают из практической деятельности самих жизней, и эти проекты перелицовывают нашу планету. Чтобы углядеть их в тени антропоценного «антропо-», необходимо перенаправить внимание. Многие доиндустриальные способы добывать себе пропитание – от собирательства до воровства – бытуют и поныне, возникают и новые (в том числе коммерческий сбор грибов), однако мы не берем их в расчет, потому что они – за рамками прогресса. Миры возникают и такими способами – и благодаря им мы учимся смотреть и по сторонам,