Ивана в девять утра. Он успел уже, оказывается, побывать в части. Леса там дать не могли. Но теперешний командир Евстигнеев предлагал помочь с машиной для поездки в лесхоз в сорока километрах от города, куда иногда посылали работать солдат. Дуб, если теперь и привозили, то только оттуда. Полковник был уверен, что с лесниками можно договориться…
Розоволицый, низенький, плотноватый полковник встречал Лопуховых у КПП. Едва завидев за турникетом пропускного пункта своего давнего предшественника с сыновьями, Евстигнеев отпустил группу офицеров, которым давал за что-то нагоняй, и, поправив фуражку, пошел навстречу.
Андрей Васильевич не без гордости представил полковнику своих наследников. Пожав братьям руки, командир части указал на КамАЗ с десятиметровым прицепом, стоявший на центральной аллее.
– В вашем распоряжении на целый день, до самого вечера, – сказал Евстигнеев и кивнул на покуривающего в сторонке немолодого водителя в засаленной телогрейке. – Солярки полный бак ему залили…
КамАЗ уже выехал за проходную, когда Иван спросил отца, как тот намеревается выбирать дерево без участия соседа. Наугад они могли купить не дуб, а черта с рогами. Андрей Васильевич от этого вопроса словно очнулся. Он попросил водителя подождать полчаса, а сам отправился с сыновьями на «ниве» за Палтинычем. Сосед был дома и не заставил себя упрашивать. Но Андрея Васильевича всё же решили оставить дома. Он заупрямился и сдался не сразу: в древесине он всё равно ничего не смыслил, ехать же в лесхоз – не ближний свет, долго и утомительно.
Вдоль дороги тянулись нескончаемые унылые поля и луга. Пасмурная синеватая дымка цвета отстоявшегося молока заволакивала всю округу, скрывая от глаз унылый ландшафт. Пугала отрешенность, полнейшее безразличие природы к людскому засилью. И путники, и окрестности, словно неприкаянные бродяги, погружались в некое безвременье – пеленающее по рукам и ногам, но парадоксальным образом необходимое, как воздух.
За годы здесь мало что изменилось (да и вряд ли могло измениться). Острее, чем в былые времена, в глаза бросалась захолустность края. Не грело душу обилие ярких, словно игрушечных, бензоколонок. Кому предназначалось всё это горючее в таком количестве? Обрабатываемых полей меж тем оставалось всё меньше. Да и они выглядели бесформенными и заброшенными, ничейными. Беспорядочно разбросанные там и сям убогие придорожные постройки, переезды со сторожками и шлагбаумами, разросшиеся задворки дачных поселков, перекошенные хибары, черные из-за бурьяна садовые участки… А вдалеке за полями разворачивалась всё та же безрадостная картина.
– Вот ты спрашиваешь, почему я никогда к папе не езжу. Да посмотри вокруг! – посетовал сидевший за рулем «нивы» Николай. – Разруха кругом страшная, запустение… Пьянь в канавах валяется. Только что проехали мимо одного, не видел? Что сделали со страной, что сделали… елки зеленые!
– Сами же и сделали, – вздохнул Иван.
– Ты, что ли, в этом участие принимал? Позволь не согласиться…