Слово о Вере Алексеевне Зашихиной. О великой народной целительнице Русского Севера
восприятию только в особом экстатическом состоянии прорыва, выхождения из себя, достигаемом в мистическом озарении. Мистицизм Севера скрыт в его запре-дельности, недоступности, неподвластной законам «земного тяготения». Мистика Севера невыразима в понятийно-рассудочной форме, в сухих построениях логического мышления. Стихия Севера открывается человеку лишь в состоянии особого синергического настроя его души, в экстатическом устремлении, в мифопоэтическом творчестве. Поэтому не случайно, что Север – это край Шаманов и Поэтов, творцов и хранителей его заповедной сокровенной тайны»[10], – пишет профессор Н. М. Теребихин.
Ф. Шеллинг в своём видении «четырёх сторон света философии» связывает Север с идеализмом: «… в системе координат сакральной географии движение на Север воспринимается как восхождение на вершину мировой горы, к центру мира, к небу и Богу, а обратное направление к югу расценивается как нисхождение в глубины ада…»[11].
Как верно замечает Н. М. Теребихин, «<…> Поморье – это душа России, то запредельное северное пространство, где решаются все последние вопросы русской идеи <…>. «Зов Севера» для русского народа – это зов его собственной души…»[12].
Принимая во внимание эти высказывания, я думаю, можно говорить о неслучайности глубинных связей явления Веры Алексеевны с Русским Севером, её веры и веры людей ей, её видений и её целительского дара.
Привожу текст эссе Владимира Личутина[13].
«Архангельский режиссёр Клавдия Хорошавина сняла серию замечательных фильмов о Русском Севере. Даже не верится, ибо «тоскующие» московские журналисты наши души заилили унынием, всю плешь проели своим скепсисом, дескать, Русь катится в тартарары, народ изредился и выродился, впал в неуёмную пьянь и лень, и как залёг с революции семнадцатого года на русскую печь, так и слезать не хочет, только переваливается с боку на бок, продирая глаза лишь для того, чтобы потянуться за бутылкой. А когда изо дня в день оглушающе воют нам в ухо толковщики-переметчики и чёрная немочь о бессмысленной русской жизни, то и невольно поверишь, что последние дни настали на дворе.
Но Клавдия Хорошавина с любовным сердцем поглядела в Русь – и обнаружила столько прекрасных душевных людей, кто и о пользе Отечества печётся, и семью свою пестует, и душу строит, и с Богом советуется, и в грядущее пытается проникнуть благочестивым взором, – и вот, всматриваясь в эти светлые лица, в этот бесконечный поток жизни на экране, невольно как бы живой водой омоешься и Русь нашу святую увидишь трезвым рачительным взглядом. Временщики их принуждают выживать, а они – живут; их гнут через коленку, а они – не ломаются; крестьянские лица полны достоинства, глаза – любви и северной строгой прямоты, как бы спрашивают с экрана: не солжёшь ли, не с кривой ли душой прибыл к ним?
Они деятельны, и руки их постоянно ищут заботы. Мужики затейливы во всяком ремесле, бабы-певуньи и стряпухи, уж года вроде поджимают, а глаза не обмелели… Вельск и Виледь,