кроме того случая, когда жертвой был…
Существо осеклось, но Клодии показалось, что ему хотелось добавить «я сам», однако эти слова в теперешнем положение стали бы ничего не значащим, пустым звуком.
А вдруг этот демон сейчас пуститься в откровения и она придумает, что-нибудь, чтобы сбежать, чтобы дотянуть до рассвета, а с первыми лучами солнца он может исчезнуть, обратиться в пепел. Когти уже поглаживали ее горло, словно желая разодрать, лицо или морда с широкими ноздрями припала к яремной вене и кожу обдало ледяным дыханием. Клодия отстранилась. Пуговицы на воротничке расстегнулись и ослепительно блеснул крестик. Сейчас оно сгинет, ведь крест на виду, но создание ночи лишь разразилось насмешливым, гомерическим хохотом.
– Так ты явилась сюда, чтобы посмотреть на дьявола? – вопль пронзил тишину и Клодия попыталась зажать уши руками, но существо ей не позволило. – Ты решила победить меня с помощью этого?
Когти потянулись к ее шее, сорвали цепочку и бросили на землю. Клодии показалось, что ползучая тварь сейчас вскочит на ноги, согнется в три погибели и начнет втаптывать крестик в землю, но ничего подобного не произошло. Существо разозлилось на нее саму, а не на крест.
– У тебя хорошенькая глупая головка, – пробормотало вдруг оно. – Такая же глупая, как и у всех тех, кто приходил сюда до тебя.
– Охотники… – Клодия взглянула на вертел и прутья.
– Здесь не было никаких охотников, только жертвы, – произнес спокойный, тщательно скрывший ярость голос. – Все кто ступает на этот путь рано или поздно становятся жертвами. Кто-то сразу, но у некоторых противоборство затягивается надолго и от этого им становиться еще больнее.
Дикие, красные глаза сверкнули под полами старомодной шляпы. Широкая золотая кость под ними блестела ярче, чем ряд длинных зубов.
Клодия отползла, как можно дальше, схватила свою сумку и прижала к груди, как щит.
– Вы не посмеете убить меня, я пришла сюда по доброй воле и также по доброй воле отсюда уйду, – запинаясь, с тщетным старанием придать голосу смелость проговорила она.
– Другие тоже приходили по доброй воле, но живым отсюда не уходил никто, – существо приподнялась, встало на ноги или задние лапы с копытцами, под шелохнувшими длинными лохмотьями нельзя было разобрать строение тела. Оно все могло быть покрыто клыками, широкие одежды не давали ничего заметить.
– Не упирайся, – когти снова потянулись к ее шее, нежно провели по обозначившимся под горлом косточкам, слегка оцарапали тонкую кожу и капелька крови, как рубин скатилась на яремную впадинку, где еще недавно, как защита покоился крестик.
Существо согнулась, наклонилось. Раздвоенное жало стало слизывать кровь с ран на ее плече.
– Скоро боли не станет и придет забвение, а я буду страдать вечно, – нашептывал ей на ухо проникновенный голос, уже утратившей первоначальную хрипотцу. – Ты счастливее меня, потому, что ты умрешь…ты никогда не узнаешь о том, о чем узнал от них я и от этого тебе