Вы любите ее?
– Какое вы имеете право спрашивать меня об интимных вещах, не имеющих к вам никакого касательства?
– Извините, извините старика. Сейчас вы убедитесь, что мной движет отнюдь не праздное любопытство. Итак?..
– Люблю ли я Женевьеву? Пожалуй, нет, – покачал головой курсант. – Скорее, я просто испытываю симпатию к ней.
– Превосходно. А она к вам?
– Может быть.
– Отменно! – щелкнул пальцами часовой мастер. – В таком случае я прошу вас оставить мне до завтра фотокарточку Женевьевы Лагранж.
– В колдуна играете? Имейте в виду, эта профессия исчезла с Земли еще в средние века.
– Нет, мой молодой друг, – рассмеялся часовщик, – все гораздо проще. Поскольку у вас взаимная симпатия с восходящим светилом медицины, я хочу выгравировать ее портрет на внутренней крышке часов. И поверьте, это будет одна из самых превосходных гравюр на свете, которой не устыдился бы и сам Альбрехт Дюрер… Что же касается часов, которые вы завтра получите… Я уж не говорю о том, что они будут абсолютно точны. Кроме того, они смогут показывать вам настроение человека, с которым вы общаетесь.
– Вы добрый человек. Не знаю, как и благодарить вас, – произнес курсант, протягивая часовщику фотокарточку Женевьевы – пышноволосой юной женщины с сосредоточенным выражением лица.
– Знаете, жизнь сделала меня таким, – заметил часовщик, пряча портрет. – Глядя на вас, я вспомнил собственную молодость, и отчего-то стало грустно. Старик сделал паузу и вдруг хитро улыбнулся:
– А знаете, я делаю вам подарок не совсем бескорыстно. Если мои часы вам понравятся, вы расскажете о них другим, даже на Луне. Реклама – лучший двигатель торговли. Ну, а о тайне часов будем знать только вы да я. конечно, если вы не сочтете нужным рассказать о ней еще кому-нибудь.
Покинув наконец словоохотливого часовщика, курсант вышел из лавки и зашагал к гостинице, расположенной в центре Тристауна. Он решил пройтись пешком, чтобы привести в порядок мысли и разобраться в ощущениях. Шагал рядом с ручейком бегущей ленты, поглядывая на разнокалиберные дома, выстроившиеся вдоль улицы.
Обширный участок был огорожен полупрозрачной пластиковой стенкой, искрящейся в лучах заходящего солнца. «Однако же, и засиделся я в лавке», – покачал головой курсант. Над стенкой красовался щит к надписью: «Здесь будет заложен первый в Тристауне дом-игла».
В другое время он непременно остановился бы, расспросил манипуляторов, которые возились на строительной площадке, готовя ее к рытью глубокого котлована под фундамент. Но сейчас голова его была занята другим.
Близ перекрестка на лужайке мальчишки гоняли мяч, используя в качестве ворот два небрежно брошенных на землю школьных ранца.
– Давай пас, Сережка! – донесся до него пронзительный возглас. Это кричал кто-то из нападающих.
«Вот уж не думал, что в эдаком дальнем углу тезку повстречаю», – с улыбкой подумал курсант.
Впечатления от долгого разговора с часовым мастером никак не желали выстраиваться в единую линию.