опрокинув стул. Шея у него покраснела. Он с большой тщательностью поставил стул на место и молча вернулся за стойку.
Заказ нам принес длинный бармен. Он улыбался, и дядя тоже улыбнулся в ответ. Вокруг глаз у него заиграли лучики – добряк, да и только.
Кауфман занимался своими делами и в нашу сторону не смотрел.
– Ничего туда не подсыпал? – Дядя взглянул на длинного бармена.
– В соду ничего не подсыплешь, вкус сразу чувствуется.
– То-то же. – Он дал ему доллар. – Сдачи не надо, положишь мальцу на счет.
– Спасибо, Эм. Он прямо без ума от тебя, все ждет, когда ты снова придешь.
– Скоро, Дылда. Ты иди лучше, а то твой босс засечет, что мы разговариваем.
Дылда пошел брать заказ у картежников, а я спросил:
– Когда это ты успел?
– Вчера вечером. Узнал у Бассета его имя и адрес и зашел. Теперь он наш человек.
– Еще сто баксов выложил?
– Одних можно купить, Эд, а других нельзя. Положил немного на счет его сынишки, и все.
– Значит, насчет сдачи с бакса это серьезно?
– Вполне. Туда она и отправится.
Кауфман перешел на наш конец стойки, но по-прежнему на нас не смотрел.
Мы посидели до полуночи и ушли.
Мама и Гарди уже спали. В записке мама просила разбудить ее, когда я сам встану, – она пойдет работу искать.
Я устал, но долго не мог заснуть, вспоминал, что узнал о папе. В моем возрасте он уже издавал газету. Ранил человека на поединке. Имел связь с замужней женщиной. Прошел пешком половину Мексики и испанский язык знал как родной. Переплыл Атлантику, жил в Испании. Работал крупье в казино, выступал в варьете, ездил с целительским шоу.
Я не мог представить отца в черном гриме, и остальное тоже в голове не укладывалось. Интересно, как он тогда выглядел?
Наконец я уснул, и мне приснилось, будто я матадор. На лице у меня черная краска, в руке мулета. Бык, самый настоящий, огромный и черный, был в то же время и хозяином бара Кауфманом.
Он ринулся на меня – рога острые, в ярд длиной, и на солнце блестят. Ужас до чего страшно!
В три часа мы снова явились в бар. Дядя Эмброуз узнал, что Кауфман в это время заступает на смену, а Дылда уходит на перерыв и возвращается ближе к вечеру, когда посетителей прибавляется.
Дылда только что ушел – мы подтянулись, не успел хозяин повязать фартук. Он взглянул на нас мельком, словно ждал нашего появления. В баре больше никого не было, но в воздухе витало нечто помимо паров пива и виски. Атмосфера сгущалась, и меня это пугало не меньше, чем недавний ночной кошмар. Мы заняли тот же столик.
– Мне не нужны неприятности, – произнес Кауфман. – Почему бы вам не уйти?
– Нам здесь нравится, – усмехнулся дядя.
– Ладно… – Кауфман принес нам две соды, и дядя заплатил ему двадцать центов.
Он вернулся за стойку и стал протирать стаканы, не глядя на нас. Один стакан упал и разбился.
Вскоре дверь открылась, и вошли двое мужчин, здоровые и, похоже, крутые. Один – бывший боксер, по ушам видно; башка клином, плечи как у орангутана, глазки свиные. Другой, с лошадиной мордой, выглядел