слёзы, – потирая ладошкой шею, ухмыльнулся Мада. Он зачерпнул ладошкой снег и, наклонившись, двумя руками хорошенько растер физиономию, отчего она сразу посвежела и помолодела.
Борокские карьеры лежат в южной части терраполиса, у самого моря. Землетрясения и глобальное потепление изменили рельеф: море разлилось и затопило огромные территории. Рельсы железной дороги оказались на дне, теперь по ним путешествуют экстремалы из числа безголовых, устраивая гонки на подводных платформах. В заброшенных карьерах обитают редкие особи вроде одиноких почек, приспособившихся жить на деревьях и ядовитых зубов, торчащих на тонких и длинных шеях прямо из земли.. Деревья, некогда посаженные человеком, разрослись, разметали семена, умерли и возродились в своих потомках – теперь здесь стоял настоящий лес, и котлованы карьера наполнились водой и превратились в озера, а на их отвесных скалах поселился серо-зелёный мох, рассыпающийся при прикосновении в пыль. С весны по осень множество ротоладоней охотятся здесь за дождевыми червями – это и пища, и товар для рыбаков, но зимой эта бурная жизнь замирает, и охотники мигрируют в море, в глубинах которого обитают почти до мая. До статуи Мада добрался без приключений, никто больше не пытался напасть на него – зимой в Бороке достаточно безопасно. В скале бывшей каменоломни выдолблен был грот со сводчатым потолком, а в нём – статуя. Рядом с гротом возвышалась большая груда камней. «Могила отшельника, – догадался Мада. – Интересно, кто его похоронил?» Он обошел могильный курган, затем оборотился к статуе: каменный человек, разметавший руки по поперечной балке креста и склонивший голову на грудь, нависал над ним, внушая неведомое раньше чувство – терпкую смесь ожидания с недоверием.
– Велик Господь, – послышался неприятный высокий голос. – Послал мне искушение.
Резко обернувшись, Мада увидел невысокого человечка, почти не выделявшегося на фоне скалы. Мясо и кожа его были полупрозрачны, и сквозь них смутно угадывались кровеносные сосуды и отдельные органы – сердце, почки, печень… Существо, стоявшее напротив, питалось кровью. Голодным оно становились совершенно невидимым, сливаясь со стенами домов или стволами деревьев. В недобрые старые времена гулять в сумерках по улицам терраполиса решались немногие. Гортань у кровопийц устроена иначе, чем у обычных людей, оттого говорят они неприятным истеричным голосом: всё время кажется, что собеседник на взводе и сейчас сорвётся. Но сейчас существо было видимо, и агрессии не проявляло.
– Прозрачка… – удивленно произнёс Мада. – Я думал, таких как ты уже не осталось.
– Зачем пожаловал в Борок, Целый? Таких как ты тоже немного.
– Здесь жил отшельник. Не ты ли его похоронил?
– Я и мой товарищ, мы здесь живем с тех пор. Молимся и отгоняем древожуев от берёзовой рощи наверху.
– А что там, в роще?
– Тебе чего надо, Целый? – разозлился Прозрачка. – Ты чего вопросы задаёшь?
Кровопийцы были эмоционально