с расшифровкой: «Н. С. Хрущев».
На всем лежал ровный слой белесой пыли.
Райский достал граненые стаканы толстого стекла и чайник.
– Пейте чай. Ешьте бисквит
Осторожно попробовал. Это действительно был чай. Чуть тепловатый. Припудренный вековой пылью ноздреватый ломоть на фаянсовом блюдце символизировал хлебосольство Райского с неизменным качеством уже не один десяток лет.
Саша Абалаков молча пожевал губами. На многих такая уловка производит сильное впечатление.
Только не на директора театра на планете P-SE.
По дороге в гостиницу, Райский произвел краткий обзор дел на планете. Заострил внимание на том, что население, оторванное от метрополии испытывает сильнейший культурный голод, и наша задача (то есть Саши и моя) утолить этот голод рядом выдающихся мероприятий, как-то: театральными постановками, организацией и проведением празднеств и международных фестивалей, а так же образованием местного населения в плане достижений мировой культуры, и он надеется, что мы сможем из отсталой в культурном смысле провинции превратить планету P-SE-11 в столицу межпланетной культурной инициативы. Такой дикой абракадабры я не слышал давно.
У дверей невзрачного одноэтажного строения – на вид – сарая, Райский неожиданно попрощался.
– Ваш отель. Располагайтесь, – он вынул Сашины чемоданы из багажника и, сев за руль, быстро умчался по дороге, ведущей в центр. Надо думать, по неотложным делам.
Дверь в «отель» оказалась незапертой. А сам он – заброшенной школой с комнатами – классами.
Кое-где остались даже грифельные доски. Не было только парт. У стены горкой сложены комплекты белья и полотенец. Обстановку довершала пара лежанок.
– Да, блин, – молвил Саша свою первую фразу на этой планете, где никто, похоже, особо за порядком не следил.
Рюмка-самоналивайка, украденная из челнока, исправно проработала весь вечер.
В конце-концов сработал лимит, установленный то ли на время действия, то ли на количество напитка. Последняя порция уже не была такой душистой и крепкой. Брошка автозаполнения почернела и стала похожа на оторванную пуговицу.
Спустившаяся на окна чернота принесла зверский холод.
Саша опрокинулся на лежанку, оказавшейся скрипучей алюминиевой раскладушкой, затянутую цветастым тентом.
– За-завтра, прямо с утра иду к этому з-засранцу, этому ссукину к-коту, потребую аванс и… сматываюсь к такой-то матери! Что это за жи-жизнь? Где он нас пос-селил! Мы ему кто?!!
– С-с-аша, вместе сва-сваливаем. Существовать в таком ду-дубаке и я не-не ммогу.
– А это что, пе-печка?
– Пе-печка, ка-кажется.
– Ну, б-блин, пещера. – Саша вынул и чемодана кое-какое шмотьё и завернулся в него с головой.
У меня не было чемодана.
Я вышел из-под нашего гостеприимного крова на улицу и, спотыкаясь о разбросанные всюду сухие коряги, прошелся вдоль лачуг.
Некоторые