в такси, дверь дома распахнулась. Гванидзе резко обернулся, едва не вывихнув шею. Нижняя челюсть Падалицы отвисла.
На крыльце показалась женщина, с недоумением уставившаяся на стоящую посреди двора «Волгу».
Это была Вероника Зинчук собственной персоной. Не слишком трезвая, растрепанная, в длинной ночной рубашке на голое тело, с бутылкой вина в левой руке и с дымящейся сигаретой в правой.
– У нас гости? – манерно спросила она, округлив и без того большие глаза, придававшие ей сходство с мультипликационной стрекозой.
– Вах! – с досадой воскликнул Гванидзе, как это сделал бы на его месте любой грузин, попавший впросак.
Угольки в его зрачках потухли. Взгляд затуманился. Рука, сунутая в карман, смяла пачку «Парламента» да там и осталась. Стиснутая в кулак.
Падалица выскочил из машины, как чертик из табакерки, и, размахивая портфелем, заторопился к дому.
– Вероника?
Присмотревшись к нему, она, наконец, сообразила, что появилась во дворе некстати, и тут же исчезла, захлопнув дверь. Гванидзе, не сдвинувшийся с места, выругался сквозь зубы:
– Безмозглая куропатка! – Взглянув на адвоката, злобно прибавил: – Баран безмозглый.
А тот, победоносно вскинув бородку, уже направлялся к нему. Остановившись перед Гванидзе, он спросил, усмехаясь:
– Ну как, вы по-прежнему будете утверждать, что я ошибся адресом? Или все-таки согласитесь уделить мне толику своего драгоценного внимания?
Голос Падалицы был пропитан ядовитым сарказмом. Гванидзе смерил его тусклым взглядом:
– Уделю.
– Тогда повторю свои условия…
– При посторонних ничего обсуждать не буду, – резко сказал Гванидзе, изо всех сил сдерживая клокочущую в груди ярость. – Пошли в дом, там поговорим.
Адвокат оглянулся на сонно хлопающего глазами таксиста, окинул внимательным взглядом двор и решил рискнуть. Причитающийся гонорар был слишком велик, чтобы отступать теперь, когда поручение было наполовину выполнено. Кроме того, у Падалицы имелся свидетель, присутствие которого вселяло в него уверенность. Следуя за хозяином дома, он вошел в просторную темную комнату с закопченным жерлом камина и чинно сел на предложенный стул, положив руки поверх застеленного скатертью стола. Не произнеся ни слова, Гванидзе удалился, а через несколько секунд на его месте возникла заламывающая пальцы Вероника. Ни сигареты, ни бутылки при ней не было, но набросить халат она почему-то не удосужилась, так что у Падалицы появилась возможность убедиться в почти идеальной прозрачности ее ночной рубашки. В результате он на некоторое время лишился дара речи, зато его зрение невероятно обострилось, позволяя разглядеть такие детали, о которых он прежде не подозревал.
Груди Вероники казались парой тугих объемистых мячиков, спрятанных за пазухой, все ее сдобное тело было усыпано крупными изюминами родинок, а рыжая растительность на лобке свидетельствовала о том, что певица вовсе не жгучая брюнетка и не натуральная