вне себя от ярости, когда вы сбежали с этим… – голос Падалицы понизился до шепота, – с этим неотесанным дикарем, но он дает вам шанс. Одумайтесь. Паблисити такого рода отразится на вашей карьере самым пагубным образом. Константин не хочет огласки, воспользуйтесь же его благородством.
– Благородство! – скривилась Вероника. – Такое впечатление, что речь идет о каком-то рыцаре, а не о моем муженьке-забулдыге, который, наверное, заметил мое отсутствие лишь на второй день.
– Выяснять отношения будете дома, – тихо произнес Падалица. – Одевайтесь – и поехали. Вы даже не представляете, с каким монстром связались. Гванидзе не тот человек, за которого себя выдает.
– А кто же он?
– Ого, милая моя! Я осведомлен о некоторых его кошмарнейших злодеяниях. – Падалица выпучил глаза, как если бы подавился сливовой косточкой. – В начале девяностых, когда чеченцы чуть ли не каждый день брали заложников, чтобы потребовать выкуп у родственников, так называемый Чака-медведь зверствовал с особой жестокостью. Отрубал пленным пальцы, руки, отрезал уши… А однажды, не получив денег, он содрал кожу с лица итальянской журналистки, заснял ее обезображенный труп на видео и отправил кассету в редакцию. Как вы можете терпеть общество такого садиста?
Вероника вздрогнула всем телом и наклонилась, опираясь об угол стола.
– Зачем вы рассказываете мне эти ужасы? – прошипела она, обдав собеседника запахом перегара. – Какой еще Чака? При чем тут Гванидзе?
Падалица подался вперед, чтобы ответить, но не успел. Дверь открылась, впуская в комнату хозяина дома. Буравя своим зрячим глазом то Веронику, то адвоката, он невозмутимо произнес:
– Генрих Падылович хочет сказать, что Чака и Гванидзе являются одним и тем же человеком. Он прав. И что дальше?
Вероника Зинчук не была готова к ответу на этот вопрос. Она не знала, что делать дальше. Она совсем запуталась в своих отношениях с мужчинами и алкоголем, в особенности с алкоголем. Ведь именно из-за него все пошло наперекосяк.
Неудачно записанный вокал можно подкорректировать за микширским пультом, а как быть с неудачно сложившейся судьбой? Жизнь не отмотаешь обратно, не перепишешь заново, не очистишь от фальши. И получается в итоге полная лажа.
Своей главной ошибкой Вероника считала брак с Константином Карениным, представлявшимся ей, провинциалке из циркового училища, богом с музыкального Олимпа. Теперь, когда обоим перевалило за тридцать, она находила в нем гораздо больше изъянов, чем достоинств. Внешне он по-прежнему смахивал на Бельмондо, но этот Бельмондо все сильнее, все заметней опухал от пьянства. Да и сама Вероника тоже не хорошела, переняв Костину манеру взбадриваться крепкими напитками. На то они и крепкие, чтобы побеждать слабых. Одних раньше, других позже.
Константин вступил в эту неравную битву еще студентом-первокурсником, обзаведясь к тридцати годам хронической язвой желудка и целой горой коробок из-под коллекционного коньяка. «Построю из них