языком двора, потому что тогда в Дрездене мало-помалу начала увеличиваться итальянская колония.
– Одиннадцать часов, а я еще ничего не ел. Натура дает себя знать. Придется умереть с голода.
Паули зевнул и сильно вздрогнул:
– Брр!..
Брюль стоял, как бы размышляя, затем нагнулся к уху Паули и шепотом сказал:
– Господин советник, est modus in rebus! Зачем вы уселись на этой проезжей дороге? Рядом есть комната, двери которой выходят в коридор, ведущий в кухни и буфеты; там отлично можно было бы закусить, велев подать что-нибудь из кухни и другое «что-нибудь» из погреба.
У доброго советника загорелись и засмеялись глаза. Он тотчас двинулся, но нелегко ему было встать. Он уперся обеими руками в ручки кресла, локти поднялись вверх, и с трудом, кряхтя, приподнял он наконец свое массивное тело.
– Спаситель мой, – воскликнул он, – спасай же меня, несчастного!
Брюль сделал знак и оба быстро скрылись за дверьми, очутившись в кабинете с одним окном.
Здесь, как будто ожидая Паули, какая-то сверхъестественная сила уже заранее приготовила стол. Перед ним стояло кресло, широкое, удобное, сделанное как бы по мерке для Паули; на белой, как снег, скатерти стояла фарфоровая белая с синими узорами посуда, маленькая чашка, маленькое блюдце с покрышкой и порядочный кувшинчик с искрящимся золотистым вином.
Паули, увидав все это, сделал рукою в воздухе движение и, как бы опасаясь, чтобы кто не предупредил его, ничего не спрашивая, поспешно занял место, повязал на грудь салфетку, протянул руку к чашке и, только тогда вспомнив Брюля, повернулся:
– А вы?
Паж отрицательно покачал головой.
– Это для вас, любезный советник.
– Да вознаградят тебя боги! – воскликнул Паули в восторге. – Венера пусть даст тебе самую красивую из дрезденских девушек, Гигея пусть даст тебе желудок, способный переваривать камни, пусть Вакх возбудит в тебе вечную жажду и средства для удовлетворения ее венгерским, пусть…
Но кушанье не дало ему закончить, он всецело в него погрузился. Брюль стоял, опершись одной рукой на стол, и с улыбкой смотрел на советника; Паули налил себе первый стакан вина. Он ожидал найти легкое обыкновенное венгерское, какое подавали свите, но когда приложил край стакана к губам и потянул, лицо его прояснилось, засияло, глаза загорелись, а допив до дна, он упал на спинку кресла и с наслаждением проводил руками по груди.
Ангельская улыбка пробежала по его губам.
– Божественный напиток! Чародей ты мой, откуда ты добыл его? Я его знаю, это королевское вино. Это ведь амброзия, нектар!
– Удостойте же его ласковым вниманием и не давайте стакану высохнуть, а кувшину попасть в руки профанов, которые вольют его в горло, как простое вино.
– Да ведь это было бы святотатство! – воскликнул советник, наливая вторую чашу, равную объемистому стакану. – За ваше здоровье, за ваше счастье, Брюль! Я буду тебе благодарен до смерти; ты спас мне жизнь! Еще полчаса – и мой труп вынесли бы на Фридрихштадт. Я уже чувствовал, как