страну топтали, теперь немчура ваша пытается.
– Михал Михалыч, – посмел перебить Кручиня собеседника. – Ты меня арестовал в двадцатом? Арестовал. Лично отвез на своем паровозе в ГубЧК на 15 лет? Отвез. Я свое отсидел. Что еще надо?
Отпор и решительность, набравшие силу в голосе бывшего белогвардейца и заключенного, неприятно кольнули железнодорожника. Он кашлянул в кулак с зажатой в него бородой. Однако собраться с мыслями и достойным ответом не смог, выдержки хватило только на полукрик:
– А мне надо, чтобы духу твоего белогвардейского здесь и близко не было. Грехи замаливаешь? Да мы сами в жилы вытянемся, но сделаем дорогу без вас, приспешников. Или вредительством тут занимаешься? Вон отсюда!
У Кручини заходили желваки, однако он, в отличие от Михалыча, сумел сдержаться: школу бессловесности прошел отменную. Но ответил все так же твердо:
– Я сам решаю, где мне быть. И на этом – все. Точка!
– Что? – утратил последнюю грань выдержки железнодорожник. Молоток, как томагавк у индейца, вновь взметнулся вверх. – Что? Ты, беляк, мне, красному командиру, рот затыкаешь?
Поднятая рука не испугала Ивана Павловича. Он даже сделал шаг навстречу старому знакомцу. Но, оказалось, лишь для того, чтобы прошептать только для одних его ушей:
– Мой белый генерал Деникин отказался служить на Гитлера. А вот ваш красный Власов…
– Да за такие слова… За такие слова, – молоточный томагавк взметнулся несколько раз, Михалыч стал хватать ртом воздух.
– А они не мои, – открестился, восстанавливая дистанцию, Кручиня. – Так в газетах пишут. В «Правде» и «Красной Звезде». А их товарищ Сталин читает. Фотография такая есть – Сталин с газетой «Правда» в руках.
Обойдя застывшего обходчика, Иван Павлович скрылся за деревьями. Михалыч поискал глазами свидетеля, потому что на наблюдательные посты выставлялось по два человека, но Семка от греха подальше давно ящерицей уполз за бруствер окопчика. Вымещая злость, железнодорожник покрутил, теперь уже как тевтонским мечом, молотком над головой и уже готов был запустить его вслед за ушедшим зэком, но сдержался. Скрипя зубами, изменил маршрут и направился в штаб стройки: еще неизвестно, чье слово окажется последним и каким оно будет.
Встреча со старым знакомым разбередила и Кручиню: он только внешне сохранял спокойствие, а внутри, набирая локомотивную мощь, отнюдь не в мягком вагоне помчалось, застучало на стыках сердце. Зная эту его страсть мчаться под уклон, Иван Павлович и старался избегать копаться в своих лагерных годах. Сегодня не получилось. Но ничего. Не должны дергать. Проверку прошел перед отправлением сюда, еще подчеркнули на сборном пункте: стране, а тем более сейчас, нужны солдаты и рабочие, а не зэки. И эта дурацкая, совершенно не нужная никому встреча ничего не изменит в его жизни. Он не скрывал, что сидел, в справке об этом же написано, так что документы в порядке… Так что где там красивые, похожие на пасхальные яйца?
Успокаивая стук сердца, стал вслушиваться в негромкую песню, идущую