и сквозняки
в разинутых дверях
торчат как языки.
Увы, склонение зимы
неблагосклонно к нам,
а то примерили бы мы
себе пару панам,
дурную даром ли водил
компанью да на грех
на свет полуночных светил
порядочных потех.
В полуночи следил,
ступал на козий снег!
Я так давно один,
что это уже век.
Он был ли нехорош,
иль мы нехороши,
аль жид заначил грош
на упокой души?
Или схизматик-лях
залез на вдовий двор,
Иль прямо на пустых полях
нам пишут приговор,
что черт мой, лицемер,
диктует за спиной,
иль я, ваш кавалер,
заигрывал с луной?
Но я уже писал, мадам,
что жизнь – она длинна,
она одна, она бедна
событьями, а дам
в ней на четыре марьяжа,
а черт не шулер, чай?
И все равно в конце лежат
два джокера: «Прощай!»
Луна! Бегу смотреть!
Ущербная пока.
Печаль, мадам, не смерть,
И в том – моя рука.
Пока, мадам, пока!
Я ухожу в загул.
А те, кто по бокам, —
почетный караул.
Прощайте. В хадже пал
По несвятым местам.
Черт! Где-то запропал
четвертый капитан.
Прощайте, ухожу,
и вам пора домой.
Мне будет ровно как скажу,
вам – чудно, ангел мой.
«Вот как умею так скажу молитву…»
Вот как умею так скажу молитву
Ох, было б серебро
да нету серебра
За то
что не перемигнулся с бритвой
косящей на запястье в пять утра
Я сволочь певчая
Я ангел некрещеный
прошу за вас
кому ложился на плечо
крылом своим
что я погиб прощенным
и жив еще за то что жив еще.
И в пять своих утра
наверно перед
погасшим светом не скажу, но все-таки пора
не в Бога
в вас
меня предавших, верю
Дурак, конечно
В 5 часов утра.
За вас молюсь моих любимых и красивых
За добрых за моих
Как больно от любви!
О как спасибо вам
за то что жил
о как спасибо
любимая моя
любимые мои!
Как с мышью ночью так со мной играет Шуман
Вам быть в раю!
что
без черновика в крови
За то что вместо смерти я пишу вам
Любимая моя
Любимые мои.
«От Божьей кровли…»
От Божьей кровли проржавелый лист
– от страшной высоты оторвались —
кружась, ну а потом легко и косо
вниз! только ветр вытягивает в свист
как вьюгу с черепа седые косы.
Не закричи, когда увидишь ты
земля