пожара в Пера в тысяча восемьсот семьдесят… не помню уж, каком. А называлась она улицей Цветов потому, что на ней под окнами всех домов круглый год красовались клумбы.
– Нумер 2 который? – обратился наш новоприезжий к супруге Манука-аги, ожидавшей у ворот своего дома прихода мужа.
– Этот и есть. Добро пожаловать, Абисогом-ага.
– Сундуки и постель принесли?
– Принесли, Абисогом-ага, пожалуйте в дом. Если желаете немного отдохнуть, посидите пока вот в этой комнатке, сказала хозяйка, показывая рукой на маленькую каморку в нижнем этаже.
– Устал я, там и посижу.
– Воля ваша, Абисогом-ага, наш дом – ваш дом, располагайтесь.
– Благодарствую.
Абисогом-ага вошёл в комнату в сопровождении хозяйки дома, державшей в вытянутой руке гаснущую лампу.
– Как живёте-можете, Абисогом-ага? Как ваши домашние?
– Ну и слава богу. А как детки ваши, Абисогом-ага? Небось уж в школу ходят?
– Детей не имею.
– Что супруга ваша поделывает?
– Супруги у меня нет.
– Вы неженатый, Абисогом-ага?
– Да.
– Вот и прекрасно, подыщем здесь для вас хорошенькую барышню, и сделаетесь вы, Абисогом-ага, константинопольцем.
– Я тоже подумываю… но сперва пообедал бы я, с утра ни крошки во рту не было.
– Прекрасно, прекрасно, Абисогом-ага, сейчас принесу вам поесть.
Хозяйка вышла из комнаты гостя и, открыв входную дверь, стала у порога, в надежде, что Манук-ага, который, как известно читателю, отправился искать кормилицу, вот-вот вернётся.
Оставшись один, Абисогом-ага взял в руки лежавшую на подушке толстую книгу «Щит духовный» и принялся её перелистывать, но поскольку наголодавшийся человек не в состоянии читать книгу, как не в состоянии и писать книгу, то он положил «Щит духовный» на место и начал, вздыхая и охая, ходить из угла в угол.
– Умоляю вас, Абисогом-ага, чувствуйте себя как дома, – сказала хозяйка, входя к гостю, – и ни о чём не беспокойтесь.
– Я и не беспокоюсь, только вот голоден я, пообедать хотел бы.
– Обед варится, сейчас пойду принесу, – сказала хозяйка и снова пошла и встала у порога.
– Что за женщина! – произнёс Абисогом-ага, как только та закрыла за собой дверь. – Морит меня голодом и сама же просит, мол, ни о чём не беспокойся. Но какое же спокойствие может быть у голодного человека?
– Считайте, что я будто сестра ваша или дочь ваша, – сказала шестидесятилетняя супруга Манука-аги, снова входя к гостю. – Не стесняйтесь, если хочется чего, скажите – я принесу.
– Благодарствую…
– Я делаю всё, чтобы мои гости не чувствовали в этом доме никакого стеснения.
– Понимаю, но, кроме обеда, сейчас мне ничего не нужно.
– Обед вот-вот доварится, не беспокойтесь, умоляю…
Хозяйка продолжала бы эти переговоры, но в это время входная дверь скрипнула, и она поспешно