хотелось немного подышать свежим воздухом.
Как только ты туда придешь, ты попытаешься использовать Силу. Я чувствую твой голод. Прошу тебя, мой брат, не делай этого.
В его мыслях появились жалобные нотки. Я еще ни разу не видел, чтобы он так отчаянно хотел меня отговорить от чего-то, и это меня озадачило.
– Ну хорошо, не буду, если ты так сильно беспокоишься.
Я вытащил топор и снова взялся за работу, но через некоторое время сообразил, что машу топором с такой яростью, словно передо мной заклятый враг. Тогда я оставил его и принялся за нудное занятие, которое страшно не любил, – стал раскладывать дрова, чтобы они хорошенько высохли. Когда все было сделано, я снова взял рубашку и не раздумывая зашагал к скалам. Волк мгновенно встал у меня на пути.
Не делай этого.
Сказал же, что не буду.
Я обошел его, не обращая внимания на раздражение, которое меня охватило, и решил заняться прополкой огорода. Потом принес с реки воды и наполнил до краев кухонную бочку, вырыл новую яму для туалета, засыпал чистой землей старую… Иными словами, я набрасывался на работу, словно летний пожар, пожирающий сухой луг. Спину и руки нестерпимо ломило – не только от усталости, давали о себе знать старые раны, но я боялся остановиться. Зов Силы не стихал, упорно не желая оставить меня в покое.
Когда наступил вечер, мы с волком отправились ловить на ужин рыбу. Готовить еду для одного человека глупо, но я заставил себя сделать приличный ужин и все съел. Затем я вымыл грязную посуду и уселся отдохнуть. Впереди меня ждал долгий пустой вечер. Тогда я достал бумагу и чернила, но не смог хотя бы что-нибудь написать. Мысли не хотели выстраиваться, в них царил самый настоящий хаос. Наконец я вынул кучу вещей, которые давно требовалось починить, и принялся упрямо зашивать и ставить заплатки на всем, что попадалось под руку.
Когда в глазах начало рябить, я отправился спать. Я лежал на спине, прикрыв рукой глаза, и старался не обращать внимания на острые иглы, терзавшие душу. Ночной Волк тяжело вздохнул и улегся рядом с моей кроватью. Я положил ему на голову руку, раздумывая над тем, в какой момент наше затворничество превратилось в одиночество.
Тебя гложет не одиночество.
Что я мог на это сказать? Ночь была ужасной, и на рассвете я с трудом заставил себя подняться. Следующие несколько дней я по утрам рубил ольху для коптильни, а днем ловил рыбу, которую мы заготавливали на зиму. Волк с аппетитом поглощал требуху, но все равно постоянно бросал плотоядные взгляды на куски красной рыбы, которую я солил и вешал на крючки над маленьким огнем. Я добавил немного свежих ольховых веток, чтобы было побольше дыма, а потом плотно закрыл дверь. Когда спустился вечер, я отмывал руки в бочке с дождевой водой, пытаясь отделаться от рыбной чешуи и засохшей соли, как вдруг Ночной Волк повернул голову в сторону тропы.
Кто-то идет.
Нед?
Во мне вспыхнула надежда.
Нет.
Меня самого удивило, как сильно я огорчился. Я услышал отражение моих чувств