же трудностью жизни было отсутствие жилья. У родителей – одна комната в общей квартире. Молодой семье приходилось снимать комнаты – холодные, сырые, проходные, подвальные, и на небольшие сроки. Пока подыскивалась следующая, жили вместе с родителями – пятеро в одной комнате (брат Андрея Юрий, ушедший добровольцем на фронт, вернулся домой в конце 1945 года). Бедой было то, что мать не приняла невестку с самого начала, как только та приехала в Москву с маленькой дочкой, родившейся в Ульяновске через несколько недель после отъезда Андрея. Мать была уверена, что ее горячо любимый сын заслуживает большего, чем провинциальная девушка Клава Вихирева. Как считал Андрей, в этом треугольнике все «в равной мере были виноваты – или не виноваты» и он, и жена, и мать. Андрей подрабатывал, преподавая в Энергетическом институте и в вечерней школе, но на оплату жилья денег хронически не хватало. Помогали родители, дал в долг Тамм. Лишь после защиты диссертации Сахаров получил комнату в академической гостинице.
Зная столь острую нужду молодого ученого в жилье, можно оценить его отказ решить эту проблему. Он дважды получил такое заманчивое предложение – за год до защиты диссертации и накануне ее. Первый раз предложение исходило от неизвестного ему человека, назвавшегося «генералом Зверевым», второй раз от самого Курчатова. Первый раз Сахарову предложили «перейти работать в нашу систему для участия в выполнении важных правительственных заданий», второй – перейти в институт Курчатова и заниматься теоретической ядерной физикой. Там работали хорошо известные Сахарову теоретики, его оппоненты по диссертации – А. Б. Мигдал и И. Я. Померанчук. Ему предлагалась высокая зарплата и, главное, квартира в Москве. Но он отказался: «Я подумал, что не для того я уехал с завода в последние месяцы войны в ФИАН к Игорю Евгеньевичу для научной работы на переднем крае теоретической физики, чтобы сейчас все это бросить. Я сказал коротко, что сейчас я хочу продолжить свою чисто теоретическую работу в отделе Тамма».
Диссертация была лишь малой частью этой работы, многими кровеносными сосудами связанной с другими вопросами, над которыми думал молодой теоретик. Один из этих вопросов касался фундаментальной проблемы квантовой теории, другие были весьма конкретны, но все их Сахаров сам задавал себе и природе. И эта творческая свобода была ему дороже благ «специальной физики»:
…для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам…
Впрочем, он знал, что и в ФИАНе ученая степень облегчит ему материальные тяготы жизни. Не мог он не чувствовать и расположение к нему научных руководителей. За два дня до защиты распоряжением директора института Вавилова его назначили на должность научного сотрудника[115]. Это было распоряжение уже не просто директора ФИАНа, а президента Академии наук СССР.
Глава 7. Директор ФИАНа – президент Академии