е приходила, и Валька уже устал ее ждать. И, глядя на неторопливый крупный снег, пухлыми хлопьями тихо падающий за окном, Валька принялся из сухого полешка мастерить кораблик. Он целыми вечерами терпеливо строгал его коротким перочинным ножичком. К стройным мачтам прикрепил надежные паруса. Ванты сделал из крепкого шпагата. Тонкий, а не порвешь.
А когда все кончил, голубой краской написал на его борту: «Мечта». Так он решил назвать свой кораблик.
Кораблик получился очень хороший, просто лучше и быть не может. Совсем как настоящий. Особенно вечером, пока мама не зажжет лампу.
Сумерки зыбкими волнами вливались в комнату, наполняли ее. Таяли, исчезали стены. И тогда казалось, «Мечта» снимается с якоря и плывет по этим темным волнам, а ее паруса надувает ветер далеких странствий. «Мечта» – отличный корабль, надежен, сделан как надо, – в эти минуты думал Валька. – Такому кораблю не страшны ни шторм, ни девятый вал. И капитан на «Мечте» – настоящий моряк. Знаю я его. Еще бы мне не знать! Он похож на… Не важно на кого. Главное, он смелый, ужас до чего смелый. И зря болтать не любит, это вам не Петька из первого «А». Он такой загорелый, как… Ну как один человек, когда он вернулся из Крыма. Капитан, конечно, устал. От бессонницы щиплет глаза, но он уверенно прокладывает курс по старой морской карте…»
Валька никому не признался бы, но в глубине души он думал, да что там – он был просто уверен, что смелый и отважный капитан – это как раз и есть он, Валька. Валентин Валентинович. Тин Тиныч, как любила звать его мама.
«Разгулялся океан к ночи… – изо всех сил зажмурившись, думал Валька. – Это вам не просто неважная погодка – шторм десять баллов! Здесь подводные рифы, ну да не в первый раз нам огибать этот мыс…»
– Тин Тиныч! Ужинать и спать, спать!.. – слышался из кухни теплый, такой домашний мамин голос.
– Ф-фу!.. – Валька с трудом переводил дух. Сердце стучало, звоном отдаваясь в ушах.
Конечно, ничего не поделаешь, пока что надо набраться терпения и ждать… Но ведь наступит это время когда-нибудь! Валька вырастет и непременно станет капитаном. Это решено!
А как только растают снега, он вместе с Аленкой из первого «Б» отправится пускать «Мечту» в веселых ледяных ручьях.
Правда, у Аленки недавно выпали два передних зуба. Но даже и без двух передних зубов Аленка все равно была лучше всех девчонок в классе. А уж если сказать всю правду до конца, Валька считал, что и во дворе, да и на всем белом свете нет никого лучше Аленки, потому что… Ну просто так. Нет, и все.
А потом можно будет и вовсе подарить Аленке чудесный кораблик. И при этом сказать так небрежно:
– Хочешь, забирай его себе, насовсем. Он мне и не нужен, ну вот нисколечко… Захочу, еще лучше сделаю…
Наконец весна все-таки наступила. Сугробы расползлись, осели. Все вокруг потекло, заблистало и зазвенело. Торопливые ручьи покатились вниз по крутой улочке к реке.
– Пора, – решил Валька.
Денек выдался солнечный, но еще холодный. Светить-то солнце светило, но, видно, греть оно за зиму все же разучилось. Варежки Валька сразу промочил и сунул их в карман. Противная сырость от мокрых варежек скоро пробралась через пальто и штаны до самого тела.
Валька пустил «Мечту» в быстрый и прозрачный ручей. Талые воды подхватили кораблик. Ветер сразу же туго, до отказа надул паруса. Кораблик плыл быстро, только чуть покачивался и нырял в волну на перекатах, лихо огибая дочиста отмытые водой яркие камешки и куски кирпича.
Вот он ловко миновал водоворот, где крутились какие-то бестолковые щепки и размокший спичечный коробок. Вдруг Вальке показалось, что за голыми пока еще кустами, только с мелкими кулачками почек, промелькнула Аленкина голубая вязаная шапочка.
– Аленка, Аленка, давай сюда! – крикнул Валька.
Но оказалось, что это вовсе не Аленкина шапочка, а чья-то голубая рубашка, которая висела на веревке. И эта рубашка, вместо того чтобы сушиться на солнышке, рвалась вверх, словно протягивала куда-то голубые руки, и хотела улететь.
Когда Валька оглянулся на кораблик, тот был уже далеко. Белые паруса, проваливаясь и появляясь вновь, мелькали где-то внизу, в конце улицы. Валька бросился вдогонку за корабликом. Ноги разъезжались по раскисшей земле, где в тени в складках, ямках еще лежали серые корочки снега.
В конце улицы ручей разлился целым морем. Посреди этого моря торчала из воды полузатопленная садовая скамья. Рядом – полная воды каменная ваза. На каменном ободке сидели два толстых голубя. Их гладкие шеи отливали серебром. Часто оглядываясь, голуби жадно пили воду, как будто боялись, что им не хватит.
Валька понадеялся, что его кораблик зацепится за что-нибудь. Но не тут-то было. Кораблик плавно обогнул каменную вазу и скамейку. Он уплывал все дальше и дальше. Будто радовался внезапной свободе. Будто торопился куда-то.
Потом ручей снова сузился, забурлил, побелел и пенным водопадом опрокинулся вниз к реке.
В последний раз мелькнули белые паруса, и кораблик пропал из виду.
Все.
Слезы