в своих руках.
«Майк, Кевин, Чэйстити, следующая остановка наша!»
А вот еще один знакомый тип: престарелый советский еврей, по всей вероятности посещающий край своей юности после долгой эмиграции.
«Товарищ, – обращается он к водителю, – следующая – Зарядье, это есть правильно?» Он явно горд своим знакомством с Москвою.
Кашамов отвечает через микрофон: «Если знаешь, чего же ты спрашиваешь, старая жопа?» Публика переглядывается.
Он не останавливается в Зарядье. Он останавливается только в темноте под Большим Москворецким мостом. Там он открывает все двери и командует: «А ну, все выметайтесь, поросята!»
Американское семейство пожимает плечами: «Как-то он странно относится к своим пассажирам, не правда ли?»
Старый эмигрант восклицает с неудержимой страстью: «Это возможно только в хамской стране! Это импоссибл в другой стране! Каков народ, таков и шофер троллейбуса!»
Другие пассажиры, включая и меня, начинают выгружаться без лишних слов. Нервы дороже. Уже снаружи я вижу, как Кашамов и старый эмигрант обмениваются любезностями и жестами. В конце концов первый одолевает второго и вышибает того из троллейбуса. В буквальном смысле, к сожалению. Ногой.
Избавившись от «балласта» (так он про себя называл пассажиров), Кашамов, ловко перетягивая старую веревку, привязанную к контактным щупальцам его т.с., сменил одну электрическую линию на другую. Затем он проделал правый поворот и проследовал вверх в сторону Василия Блаженного. Еще один правый поворот, и он начал пересечение реки по Большому Москворецкому мосту.
Двери его тролла все еще были открыты, и пассажиры другой линии стали запрыгивать к нему на ходу. На горбу моста 116-й свернул налево, пересек все полосы, проломил перила и исчез из вида. Звуковой эффект ужасного всплеска был сравним, пожалуй, только с историческим выстрелом Царь-пушки, от которого сотни язычников, как гласит легенда, потеряли сознание.
Второй хор свидетелей и зевак
КОРИФЕЙ: Правда ли, что Кашамов направляется в Валгаллу?
ХОР: Это правда, это правда! Он пришел к нам из Валгаллы и теперь возвращается к подножию трона Одина!
КОРИФЕЙ: Правда ли, что он был грубоват со своими пассажирами?
ХОР: Он был не особенно вежлив с ними. Но он знал что-то, чего не знаем мы.
Граждане, граждане, что с вами, народ?! Такие Кашамы опасны для нас! Жаль, что народ его вовремя не казнил! Жаль, что он сам вовремя не казнил все знают кого! Вы не забыли про острый мачете его, подаренный Кастро?
Он алкоголик, венерик и псих!
Он патриот, его имя, как стих!
Он не из такого, как мы все, теста,
Он отдал жизнь свою в знак протеста!
КОРИФЕЙ: Да разве ж он не был простым вожаком городского рыдвана – ответьте мне, братья, и вы, благородные сестры!
ХОР: Он был мстителем этих многострадальных пещер обитанья, держателем наших жестоких и мудрых традиций!
КОРИФЕЙ: