разводы на ржавчине – это они борт красили! Интересно, подумал я, сколько времени у них на это ушло. Судя по результату – немного.
– Прекрати вульгарное левачество, – заметил Адриан из гамака, – я терпеть не могу коллективный труд. Пока вы пачкали друг друга краской, я читал Катулла.
– Да не читал ты никакого Катулла! – взвизгнула левая активистка. – Ты спал. А когда мы ушли на палубу, слопал мою тушенку.
Я отметил про себя, что в разговоре с профессором Присцилла теряла свой надменный тон и ярилась – слишком уж неуязвимым выглядел оксфордский профессор, не поддавался пришпиливанию.
– Как это мелко, – сказал Адриан лениво. – Я видел, как вы с музыкантом ели из одной банки. И предположил, что все левые делятся своим имуществом.
– Но не с паразитами вроде тебя!
– То есть вы, марксисты-маоисты, делитесь едой избирательно? С теми, кто делает инсталляции из ржавых банок – да? А с голодными профессорами истории – нет? Тогда какая же в этом социальная справедливость? Это тот же расизм, просто классовый.
– Замолчи, демагог! Зачем с тобой делиться, если ты из богатой семьи! Сам ты сроду глотком воды не поделишься.
– Так я же не марксист, – резонно заметил грушевидный Адриан, – я либеральный мыслитель.
– Колонизатор!
– Прекратите орать, – это зашевелился на полу лысый актер. Он сел, почесал лысину. Первым делом, так уж он привык, актер обозрел свой иконостас, полюбовался на любимые кадры, вооружился сценическими воспоминаниями и принял значительный вид. – Театр снился. Вернусь – буду Отелло играть.
– Почему Отелло? – спросил я.
– Причина имеется, – сказал он значительно.
– А вы из какого театра? – робко спросила жена.
– Таганка, – сказал лысый актер. – Знаете такой театр?
– Москвичи мы, – обрадовалась жена. – Зачем вы Таганку-то бросили?
– Интриги там, – сказал лысый актер. – Любимов ушел, и меня – скажем так – попросили… Затравили, короче. Но я вернусь! Я своего Отелло сыграю!
– И Яго покараете? – спросила моя жена. Она была романтической особой.
– Придушу, – сказал лысый актер, – руки крепкие… – И он вытянул вперед свои огромные ладони.
– Матрос вы, наверное, отменный, – сказала жена, – с такой-то силищей.
– Русские работать не любят, – заметила левая Присцилла. – Русские командовать любят, хоть над одним рабом – да командовать…
– Много ты о России знаешь, маоистка. Россия – самая свободная страна. А на Родину я по-любому вернусь. Я патриот.
– Свободная была при Троцком, – сказала Присцилла горько. – А теперь продали Россию. Друг друга в рабство продаете.
– Учить только нас не надо.
– Отчего бы дураков не поучить?
– Оттого, – лысина актера побагровела, – что Россия скоро воспрянет и про вашу Францию никто не вспомнит!
– Лентяи и воры, – сказала Присцилла, – видела я, как ты к коробке подбираешься.
У ног ее