капот.
– Пойдем вместе, посмотрим.
Мы вернулись к его шикарной «Тойоте», и Арт открыл багажник. Огромная дверь бесшумно откинулась на мягких петлях, и я увидел идеально чистый багажник, обитый какой-то ворсистой тканью.
Я поднял коврики и нашел компрессор, кейс с инструментами и баллонный ключ. На ум пришла старая загадка: «Что у хорошего водителя ржавеет, а у плохого – блестит? Гаечные ключи». У Арта ключи блестели, но не думаю, что он пользовался ими хоть раз.
Ковыряться в своих убитых «шестерках» – это удел мальчиков попроще, вроде меня.
Я открыл кейс и нашел там здоровую никелированную отвертку и молоток.
– Закрывай! – сказал я, предоставив Арту складывать все на место, а сам поспешил к сараю. Мне почему-то очень хотелось туда попасть.
Но Арт поступил проще: хлопнул дверцей, и все. Наверное, он думал, что достаточно нажать на кнопку сигнализации, и ключи сами прыгнут в кейс, а кейс – накроется ковриком.
А может, он тоже хотел побыстрее попасть в сарай? Не знаю. Но лучше бы мы не торопились.
Однажды летом – тем самым, последним летом, после которого он ушел и тем самым летом, когда он рассказал мне ТАЙНУ – отец притащил на участок здоровое бревно. Я помню, как он его тащил – пропустив снизу толстую веревку и связав концы на голой спине.
Веревка и узел отпечатались на его красной коже, как резинка от трусов после долгого сна, но только гораздо сильнее.
Отец шел спиной вперед, наклонившись под углом в сорок пять градусов. Его пятки оставляли в мягкой сырой земле глубокие отпечатки, а за концом бревна тянулась длинная борозда.
Отец бросил бревно рядом с сараем, вытер пот со лба и подмигнул мне.
– Мы будем делать тотем! – сказал он.
Я помню, как терпко от него пахло: потом. В аромате лета, смешанного из множества различных запахов: скошенной травы, сладости клевера и липового цвета, я всегда ощущаю терпкий запах отцовского пота. А стоит мне закрыть глаза, и я чувствую колючие иголки его щетины.
Я всегда удивлялся: как мать может с ним целоваться, с таким колючим? Правда, в то лето они почти не целовались, и он ходил с небольшой щетиной, в которой уже пробивалась седина. В то лето он начал седеть. Наверное, это было просто совпадение.
– А что такое тотем? – спросил я.
– Тотем… – отец задумался. – Тотем, это… Родовой знак индейцев. Символ племени, к которому ты принадлежишь. А если брать более широко, тотем – это рок. Судьба. Понимаешь?
Я кивнул, но по-настоящему понял это только тринадцать лет спустя, в тот самый день, когда мы с Артом…
– И какой у нас будет тотем? – поинтересовался я. – Давай сделаем волка. Или – орла.
Но отец покачал головой.
– Нам не нужно придумывать свой тотем. Он у нас уже есть.
Вот те раз! Для меня это было новостью. Оказывается, у нас уже есть тотем. Значит? Мы – индейцы?
Помню, что я только подумал это. Я не сказал это вслух, только подумал. Но отцу слова были не нужны.
– Да, Сандрик, – сказал он загадочным шепотом. – Но это – ТАЙНА. Ты умеешь хранить тайны?
И