из самых жутких. Я видел… он вонзил нож ей прямо в горло и затем повернул его. – Он быстро отхлебнул бренди.
Она наклонилась к нему, поцеловала в щеку.
– Я не могу представить этого Мясника, – сказал он с беспокойством. – Мне никогда не было так трудно воссоздать образ убийцы.
– Ты определил его имя?
– Возможно. Дуайт… Но я не совсем уверен.
– Ты дал полиции довольно полное его описание.
– Но я не могу получить еще больше сведений о нем, – сказал он. – Когда видения начинаются, я пытаюсь сконцентрироваться на образе этого человека, этого Мясника. Но все, что я получаю, это волны… зла. Ни болезни, ни проявлений нездорового мозга. Только всеобъемлющее зло. Я не знаю, как объяснить это, но Мясник не сумасшедший в традиционном понимании. Он не убивает в маниакальном неистовстве.
– Он совершил девять зверских убийств женщин, – сказала Конни. – Десять, если ты считаешь и то, которое еще не обнаружили. Он отрезает им уши, пальцы. Иногда вырезает внутренности своих жертв. И ты говоришь, что он не сумасшедший?!
– Он не сумасшедший в том смысле, какой мы вкладываем в это слово. Ручаюсь головой.
– Может, ты не чувствуешь нездоровые проявления его мозга, потому что он не знает, что болен. Амнезия…
– Нет. Не амнезия. Не шизофрения. Он прекрасно отдает себе отчет в убийствах. Он не Джекиль и не Хайд[1]. Держу пари, что он пройдет любые психиатрические обследования и тесты с прекрасным результатом. Это трудно объяснить, но у меня такое чувство, что если он и сумасшедший, то это какой-то новый тип сумасшедшего. Мне еще не встречалось ничего подобного. Я думаю… черт возьми, я знаю, что он нисколько не волнуется, когда убивает этих женщин. Он просто методичен.
– Ты меня совсем запугал.
– Тебя? У меня такое чувство, словно я побывал в его шкуре, и это мне страшно.
Уголек треснул в камине.
Она взяла его за руку:
– Давай не будем говорить о Прайне или убийствах.
– Как я могу не говорить о них после сегодняшнего вечера?
– Ты прекрасно смотрелся на экране, – сказала она, стараясь отвлечь его от этой темы.
– Да уж, прекрасно. Покрытый потом, бледный и трясущийся.
– Не во время видений, перед ними. Ты очень подходишь для телевидения, даже для кино. Тип мужчины-лидера.
Грэхем Харрис был красив. Густые светло-русые волосы. Голубые глаза. Волевые черты лица. Жесткая кожа с резко прочерченными морщинами, которые оставили долгие годы странствий. Невысокий, худощавый и крепкий. Ему было тридцать восемь, но у него еще проглядывали мальчишеские черты.
– Тип мужчины-лидера?! – произнес он и улыбнулся ей. – Может, ты и права. Что, если я оставлю издательское дело и весь этот грязный психический материал и пойду в кино?
– Будет еще один Роберт Редфорд.
– Роберт Редфорд? Я думал, может, еще Борис Карлофф.
– Редфорд, – настаивала она.
– Подумаем над этим. Карлофф довольно элегантно выглядит без грима. Может, я постараюсь быть как