не берешь от жизни все, что должен, – сказал Прайн. – Ты не набираешься опыта. У тебя нет достаточной свободы. Это единственный твой недостаток, Пол, правда, еще – твои носки.
Стивенсон посмотрел на свои носки:
– А что не так с моими носками?
Прайн отошел к окну. Он смотрел не на сверкающие огни города, а на их отражение в стакане. Он подмигнул себе. Он чувствовал себя великолепно. Намного лучше, чем раньше, и все благодаря Харрису. Ясновидящий привнес некоторое волнение и чувство опасности в его жизнь, новую цель и интерес. Хотя Грэхем Харрис еще не знал этого, но он стал главной целью в карьере Прайна.
«Мы раздавим его, – счастливо подумал Прайн, – сотрем с лица земли». Он повернулся к Стивенсону:
– А ты уверен, что никто не звонил? Мне должны были позвонить.
– Нет. Никто.
– Может, ты выходил отсюда на минуту?
– Тони, я не дурак. Поверь мне. Я был здесь все время, и тебе никто не звонил.
Прайн осушил свой второй стакан коньяку. Он обжег ему горло. Долгожданное и приятное тепло разливалось по телу.
– Почему бы тебе не выпить со мной?
Стивенсон встал и потянулся:
– Нет. Я уже должен идти.
Прайн подошел к бару.
– Ты пьешь коньяк чересчур быстро, Тони.
– У меня праздник, – сказал Прайн и добавил в свой стакан льда и коньяку.
– В честь чего?
– В честь еще одного развенчанного дурака.
Глава 4
Конни Девис ждала Грэхема в их квартире на Гринвич-Виллидж, когда он пришел домой. Он взяла у него пальто и повесила в шкаф.
Она была хорошенькой. Тридцати четырех лет. Изящная. Брюнетка. Серые глаза. Прямой нос. Полные губы. Эффектная.
Она владела небольшим доходным антикварным магазином на Десятой улице. В бизнесе она крепко стояла на ногах.
Последние восемнадцать месяцев она и Грэхем жили вместе. Их отношения был полны искренней любовью, какой до сих пор не знал ни один из них.
Это было даже нечто большее, чем любовь. Она была не только его любовницей, но и хорошим доктором, сиделкой. После несчастного случая пять лет назад он потерял веру в себя. Его самоуважение год за годом постепенно ослабевало. Она была здесь, чтобы помогать ему, лечить его. Она была не совсем уверена, что он до конца осознавал это, но она видела в этом самую важную задачу своей жизни.
– Где ты был? – спросила она. – Уже два тридцать.
– Мне нужно было подумать. Я шел пешком. Ты смотрела программу?
– Мы поговорим об этом. Прежде всего нужно согреться.
– Согласен. На улице, наверное, минус двадцать.
– Иди в кабинет и садись. Расслабься, – сказала она. – Я разожгла там камин. Сейчас принесу тебе выпить.
– Бренди?
– Что еще такой ночью?
– Ты почти совершенство!
– Почти?!
– Должен ли я считать тебя вообще семи пядей во лбу?
– Я слишком совершенна, чтобы быть нескромной.
Он рассмеялся.
Она повернулась и прошла к бару в дальнем углу гостиной.
Шестым чувством она ощутила, как он провожал ее взглядом,