ведущую к Кору, как он тут же обрастал знакомыми, знакомыми знакомых, друзьями друзей, и вся наша разношёрстная компания, состоявшая из людей разной степени трезвости, заваливалась в тир. Мне давали сделать свои пять-десять выстрелов и инициатива переходила к ним. Большинство из них были фронтовики, а один, который всегда побеждал всех в этом противостоянии с железными утками и шарами (не смотря на сбитые прицелы), был вообще без руки. Меня награждали мороженным «Пломбир», оно не известно откуда возникало, и у меня надолго появлялось ощущение того безмятежного счастья, которое замедлило на время мой приход в настоящий мир с его реальными товарно-денежными отношениями.
Перевозбужденный общением с большими мужиками, я убегал обратно, на свою территорию счастья в поисках новых приключений и оставлял их завершить свой день традиционными кругами по площади и прилегающим к ней точкам общепита.
Дед никогда много не рассказывал о войне, и я только знал, что он был сильно ранен и выжил, и ещё получил две медали. В нагрудном кармане гимнастерки он всегда носил широкую стальную железяку (на всякий случай!), которая и спасла его однажды. «Страшно было. Oчень», – признался он мне как-то. Только поэтому пуля не попала в сердце, а скользнула вниз и вынесла два последних ребра, пол-желудка и часть селезёнки. Я видел эту зияющую во весь его бок впадину раз в неделю, когда мы все ходили в железнодорожную баню, где он с особой заботой тер её мыльной мочалкой и очень аккуратно прикладывал к ней в парной свой веник.
По праздникам у нас любила собираться родня, праздновали шумно, съедали огромное количество пельменей с водкой и сразу после этого принимались рассказывать свои любимые истории, каждый свою, не обращая никакого внимания на то, что все уже давно знали их наизусть. Я благодарен деду за то, что он бесчисленными повторениями своей любимой истории прочно впечатал в мой мозг это своё кредо «на всякий случай».
Приближался его юбилей, по-моему 60 лет, в магазинах было не на что посмотреть, но мой отец достал где-то складной ножик. Где он его взял было неизвестно. Моему любопытству не было предела и я, выследив где его хранят, стал кружить вокруг того места, как акула вокруг жертвы, постепенно сужая круги. Уже через пару дней я держал его на ладони, наслаждаясь его законченным видом как у шедевра мирового искусства. На ручке была накатка сеточкой, а лезвие открывалось с волнующим кликом и блестело как посеребрённая луна. Ещё через пару дней я тихо носил его в кармане по нескольку часов в день, просто чтобы ощущать и наслаждаться его солидным весом и ценностью.
Мои нервы не выдержали за два дня до праздника, когда мне позарез стало нужно проковырять отверстие для пальца в каком то обрезке доски, которой отводилась роль винтовки. Из нее я собирался помочь Гойко Митичу из фильма Чингачгук Большой Змей разобраться с ирокезами шатающимися по нашему переулку. Я мог бы попробовать и просверлить отверстие, но не знал,