мне своим революционным пафосом и какой-то скрытой несуразностью: «Милый друг, Наденька! Бьем белых гадов день и ночь. Очень устал и соскучился. Твой муж Марк. г. Астрахань 1932 год» (число и месяц не помню).
– Бабуль, а каких белых гадов он бьет? Ведь Гражданская война кончилась в 1922 году? – спросила я, намереваясь блеснуть своими глубокими познаниями в истории СССР.
– Не знаю. Тогда много банд было, – удовлетворила бабушка мое любопытство.
Вот это да! Мой легендарный дед воевал с белобандитами. Надо будет поглубже залезть на антресоли. Может быть, где-то там хранится его боевая шашка, которую бабушка убрала от греха подальше.
Став старше, я узнала, что мой дед никогда не гонялся по бескрайним российским полям за врагами на боевом коне и не рубал их холодным оружием. В восемнадцатом он, бобруйский шестнадцатилетний подросток, прибавивший себе при записи в Красную Армию два года, попал в особый отряд при военно-революционной трибунале, судившим революционным судом дезертиров, мародеров и прочий несознательный элемент. Какие функции он выполнял в этом отряде – догадаться не составляло труда. Комиссаром, к моему сожалению, он не был. Всю свою последующую карьеру сделал на службе в НКВД. И уже в перестроечные времена я поняла, чем он занимался в Астрахани в 1932 году. В это время полным ходом шло раскулачивание волжских крестьян. Не знаю, была ли бабушка в курсе его дел, но, сколько себя помню, эту организацию под любым названием она, мягко говоря, недолюбливала.
Так вот, в одной из ее потертых женских сумок, ставшей хранилищем для различных пропусков, членских книжек и очередной пачки облигаций, мне попалась невзрачного вида потрепанная, пожелтевшая бумажка – свидетельство о рождении Бронштейн Нины Бенционовны, отец, мать такие-то. Дата рождения – 2 ноября 1902 года. Город Кишинев.
– Ба, а это чье?
– Мое.
– Как, твое? – Я была просто парализована от удивления. Прикоснуться к чужой тайне, узнать что-то такое о близком тебе человеке, чего не знают другие. Что может быть интереснее?
– Как твое, если тут фамилия другая и имя и отчество?
– Фамилия девичья. А имя и отчество мне посоветовал изменить дедушкин приятель, когда я устраивалась в «Кремлевку».
К тому времени я уже знала, что когда-то давно, до войны, бабушка работала ЛОР-врачом в Кремлевской больнице и лечила членов семей больших партийных и советских работников.
– Зачем?
– Ну, имя ему показалось несерьезным, а отчество – не соответствующим.
– Не соответствующим чему? – Наивно не унималась я.
– Времени, деточка. – Многозначительным тоном ответила она. – Многие так делали. Согласись, что Надежда Борисовна более ласкает слух простого советского человека, чем Нина Бенционовна.
– Да. И Левитина красивее, чем Бронштейн, – ничего не понимая, продолжила я.
– А главное – безопаснее…
– Как это?
– Катенька,