время мне виделся один и тот же сон: суд присяжных без каких-либо сомнений выносил осуждающий меня вердикт: «Виновен!»
Итак, я был молод, богат и несчастен. В таком настроении в 1929 году я познакомился с Дэвидом Спенсером, молодым человеком, приехавшим в Великобританию из Южной Африки, где его семья владела алмазными рудниками. Он был на пять лет младше меня, легкий, общительный, сумевший за короткое время обзавестись массой приятных и нужных знакомств. Мы очень быстро сдружились. А через какое-то время он предложил отправиться в совместное путешествие по Европе и Америке. Меня не держало в Англии ничего, кроме бизнеса. Поэтому, выгодно его продав, я с удовольствием составил Дэвиду компанию.
Несколько позже я узнал, что мой лучший друг был гомосексуалистом. По всей видимости, в те далекие годы я привлек его внимание своим безразличием к женскому полу. Но, узнав о настоящей причине моего тогдашнего настроения, за все время близкого знакомства он ни разу не позволил себе ни одного намека, способного разрушить нашу дружбу. Ее прервала только смерть Дэвида, который умер слишком рано, не дожив до 50 лет.
А тогда мы объездили с ним всю Европу. Поначалу мой приятель казался беспечным мотыльком, отягощенным туго набитым кошельком, притягивающим его к самым богатым и роскошным европейским столицам и модным курортам, где он мог хотя бы немного освободиться от своего груза. Но потом выяснилось, что такое представление о нем было поверхностным – свое путешествие он предпринял со строго определенной целью. В каком бы городе бы мы ни останавливались, он безошибочно находил перекупщиков бриллиантов, долго и методично прицениваясь к предлагаемым камням.
Мне казалось, что он ищет дополнительные пути сбыта. Но потом выяснилось, что планы Дэвида были намного грандиознее. Он поделился ими на корабле, на котором мы плыли из Нью-Йорка в Кейптаун. Его увлекла идея наладить обработку алмазов в Европе, так как готовый бриллиант стоил значительно дороже, и эту часть проекта он предложил мне взять на себя. Первой моей реакцией был отказ. Научившись неплохо разбираться в камнях, я никакого понятия не имел об их обработке. Да и моего минорного настроения не развеяло до конца даже наше продолжительное путешествие.
Это произошло в доме у Спенсеров, когда вместе с другими членами семьи Дэвид представил меня своей младшей сестре. Эвелин было тогда всего пятнадцать лет. Сказался ли этот возраст, напомнивший мне самую желанную девушку на свете, или мягкий бархат ее взгляда, каким она осторожно и внимательно изучала меня, когда думала, что делает это незаметно, но она оказалась тем самым лекарством, что возродило меня к жизни. Я понял, что должен сделать все, чтобы завоевать ее сердце и получить благожелательный ответ ее родителей. Поэтому согласился с предложением Дэвида.
Мы поженились с Линой через три года, когда я был преуспевающим компаньоном ее семьи. Наш брак можно было бы назвать счастливым,